Неудачники

Проводник помог мне развязать веревку и стал тщательно прикрывать яму ветками. Я подумал, что он хочет устроить засаду охотникам и перебить их. Однако метис снова связал рюкзаки и кивнул мне, приглашая в путь.

На этот раз я поспевал за ним и старался ступать след в след.

- Яму вырыли бачула?

- Может быть, бачула. Может быть, другие.

- Для людей? - не унимался я.

- Может быть, для антилопы. Может быть, для кабана. Но охотник не знает точно, кто попадет в его ловушку.

Он хитрил.

- Разве Этуйаве не понимает, о чем спрашивает белый брат?

- Этуйаве понимает. Но он не знает, что думали охотники, а охотники не знали, кто попадет в яму. Профейсор на тропе своей жизни, наверное, тоже рыл ямы. Разве в них всегда попадали те, на кого он охотился?

Когда акдаец заупрямится, не пробуйте его переубедить. И все же я не мог не думать о том, что недалеко отсюда мне придется жить, возможно, долгое время, а потому не мешает знать об охотниках, готовящих ловушки на тропинках. Особенно, если они охотятся на двуногого зверя…

- Рассказывают, что остались люди, которые едят своих братьев…

Он сразу понял, почему я так настойчиво спрашиваю об этом и почему не уточняю, что это за люди. По лицу метиса пробежала тень. Он сказал:

- Своих братьев - нет. Других людей, чужих, завоевателей. И они их ели совсем не так, как свинью. Не для того, чтобы насытиться.

В его словах мне почудился вызов. Я спросил:

- А для чего?

- Чтобы узнать их замыслы и перенять их хитрость. Или чтобы принести жертву. Так было давно. Это делало два или три племени. Теперь, говорят, это делают белые у себя в Европе.

Я хотел было возразить, но он предупредил меня:

- Мне говорили, что все племена белых людей едят мысли своих друзей и врагов.

Я засмеялся. Как-то Густав рассказал, как поразился дикарь, когда увидел сейфы с архивами и узнал их назначение. Да, мы храним и усваиваем мысли и секреты других людей, но это не то же самое, что усваивать их мясо.

Проводник остановился и позволил себе пристально посмотреть мне в глаза, что с ним случалось редко.

- Если Профейсор что-нибудь узнал о племени бачула, которые едят людей, то он совершил великое открытие. Пусть он поскорей сообщит об этом в газету. Пусть все узнают, кого надо опасаться в джунглях. Потому что бачула слышали о белых, которые миллионами умертвляли своих братьев, из их кожи делали украшения, волосами набивали матрацы, вырывали золотые зубы у мертвых. Говорили еще, будто белые нарочно заражали детей болезнями, но этому бачула не поверили. Ни зверь, ни человек не способен на это. Разве не так, Профейсор?

Подумать только, до чего дошло - этот дикарь смеется надо мной! Конечно, бачула ничего не знали о концлагерях. Это мог знать он - профессиональный проводник. Наверное, слышал от своих клиентов. Среди них ведь попадались всякие…

К сожалению, я сейчас зависел от метиса и не мог достойно ответить. Сказал только:

- Не пытайся скрыть от меня ничего. Сам Длинный рассказал мне о бачула.

- Если Профейсор перенял много чужих мыслей, а у Этуйаве - лишь свои, то Этуйаве не переспорит Профейсора. Пусть лучше белый господин внимательно смотрит, куда ступает Этуйаве, чтобы не наступить на змею или снова не попасть в яму.

В его словах была издевка. Ради нее он удлинял фразы там, где мог бы их укоротить. Вообще-то акдайцы, в отличие от других метисов, говорят мало. Чтобы вызвать их на монолог, нужны чрезвычайные обстоятельства. Умение долго и витиевато говорить считается у них искусством сродни цирковому.

Мы шли молча. Я пытался несколько раз заговорить с метисом, но он не отвечал.

Хижина была так искусно спрятана в зарослях, что мы вначале прошли мимо. Пришлось возвращаться. Все припасы и оружие, оставленные в хижине людьми Густава, оказались в полной сохранности. Мы переночевали со всеми удобствами в комфортабельных гамаках - «колыбелях» с противомоскитными сетками. Пожалуй, я наконец нашел приют, где мог бы жить сравнительно неплохо, если бы не постоянное ожидание погони. На завтрак у нас была мучная каша, горячий кофе с сахаром и отличные галеты. Этуйаве зажарил в муке мясо птицы, которую добыл на охоте, пока я спал. После завтрака метис повел меня к пещере в скалах, показал укромную бухточку на притоке Куянулы, где в кустах была укрыта лодка.

- Профейсор доволен своим проводником? - спросил Этуйаве.

- Очень, очень, - заверил я его.

- Пусть Профейсор напишет записку Длинному, чтобы тот уплатил мне.

Так вот в чем дело! А собственно, чего же я ждал, как идиот, от дикаря? Искренней любви и обожествления? Может быть, я хотел, чтобы он интуитивно почувствовал во мне гения? Как бы не так! Да если бы мои гонители уплатили ему больше, чем Густав, он с таким же рвением передал бы меня в их руки. А теперь, судя по всему, он собирается оставить меня здесь одного. Отпускать его нельзя ни в коем случае. Я сказал:

- Ведь Этуйаве не оставит Профейсора до полного выздоровления? Он пока поживет вместе с Профейсором в доме?

- Этуйаве спешит к своей жене и детям, - возразил акдаец. - Профейсор здесь проживет один. Так мы договорились с Длинным.