— Не волнуйся, выход настроил в каюту аэродокка, который летит в столицу. Утренний рейс из Вдовии в столицу Ариваски.
Несомненно, от так называемого переброса лакея я еще не отошла, но нелогичность решения заметила.
— А если там другие люди?
— Я неоднократно пользовался этим порталом и фактически пoжизненно забронировал каюту для себя, — с ноткой гордости сообщил степняк.
— Отличное решение... — выдохнула я.
— Отличный компас для путешественника! — поддержал Варган и закрыл артефакт.
Портал, откуда появился лакей, закаменел, портал, в котором мой провожатый исчез, заволновался сильнее. Я отметила это краем сознания, потому что князь вдруг подступил ближе ко мне. Обдал знакомым запахом распаленной кожи, окутал жаром, а может, и гневом, от которого мои колени ослабли, а голос oпасливо сел.
— Но больше всего мне нравится другая особенность артефакта. Память о переходе остается только у путешественника.
— То есть ни я, ни Лавир не вспомним, как вернулись домой? — нашла необходимым уточнить и прочистила горло. — Вы правы, это куда интереснее.
— Именно, — ответил Варган с тягучими нотками в голосе. Его руки уперлись в стену с двух сторон от моей головы.
Я недоуменно вскинула брови, ожидая подвох, и...
Оказалась в каюте аэродокка, где преданный мне Лавир дрожащими руками размешивал в высокой кружке чай, запах которого намекал на коньяк. Мы лишилиcь сумки со склянками и моим платьем, двух пар очков и платков, перчатки пришли в негодность, в плащах появилась пара прорех. Но помимо ошеломительных впечатлений от боя и от вида тарийской столицы Лавир приобрел синяки и ссадины, а я — странное жжение на... бедрах.
Понять не могу, меня что, отшлепали?
В недоумении прикусила губу и вскрикнула от боли.
Кажется, меня еще и зацеловали!
22
Аэродокк летел к нашему воздушному вокзалу добрых пять часов. И все это время я думала, как объясню родителям свою ночевку вне дома. С одной стороны, можно сослаться на внезапно приехавшую в столицу школьную подругу Жаклин, у которой я осталась с визитом до утра, с другой — можно поступить как Фиви — солгать о задержавшемся в доставке письме и затянувшемся прощальном свидании, которое устроил Варган. Все же это были его билеты, его бой и его рука помощи, что спасла меня от толпы помешавшихся степняков. Основательно помешавшихся, надо сказать. Я даже не знаю, что обиднее: сидеть, ощущая легкий дискомфорт, прятать губы за платком или не знать, кто так нагло обошелся со мной и когда. До того, как степняк вырвал меня из гущи событий, или после?
В целом, обидно было все. Именно поэтому, отправив родителям запоздалое письмо через почтовый шар аэродокка, я решила пожаловаться князю на недостаточность его авторитета и на вопиющие попoлзновения некоторых неизвестных.
«Вероятнее всего, ваш секретный Совет не так уж страшен, как о нем говорят. На арене вы яро обещались меня защищать, но отчего-то вам не вняли», — с гулко бьющимся сердцем написала ему, вложила карточку в черный конверт и прождала ответа до самого прибытия в столицу.
«Говори прямо», — потребовал Варган, когда я спускалась по крылу аэродокка на площадь вокзала.
«На меня покусились, — нашла я нужную формулировку, и добавила: — Не буквально».
«Вряд ли хоть кто-то посмел», — получила я возмутительно равнодушный ответ. Он мне не поверил?!
«У меня, определенно остались отметины на теле».
«А, это... Я предупреждал», — ответил он, чем вывел меня из смущенного оцепенения.
Из всех его предупреждений в памяти всплыл лишь запрет на посещение боев.
«Вы не предупреждали! Вы запретили приходить на бой, но не дали никаких разъяснений».
«Посчитал их лишними. Ты могла бы обвинить меня в преднамеренном запугивании и прочих грехах».
«Более обвинять не буду», — пообещала я.
«Более и не надо. Порядка семнадцати наследников подало прошение на посещение вашей столицы. Пять получило его до моего вмешательства, остальных пока удается сдержать в пределах наших границ».
Холодок недоброго предчувствия скользнул по шее.
«Что вы хотите этим сказать?»
«Охота открыта», — написал он в следующем сообщении и почти сразу же прислал второе: — «В ближайшую неделю у меня двенадцать новых боев. Ан нет, уже пятнадцать. Орвей, я искренне счастлив, что ты показала себя на трибунах».
Недоуменно воззрилась на последние строчки и остановилась, чем усложнила путь пассажиров, спешащих подняться в аэродокк. Посторонилась к приставным перилам, переждала вспышку обиды и с замирающим сердцем написала степняку.
«Это был сарказм или вы действительно рады размять кулаки?»
«Я помолчу», — ответил он мне и пожелал хорошего дня и стойкости.
Последнее удивило, но я не стала заострять внимание на его словах.