Неудавшаяся империя: Советский Союз в холодной войне от Сталина до Горбачева

Казалось, отношения между СССР и КНР переживают расцвет. Однако уже зрели семена будущего раскола. Китайская сторона поддерживала идею Варшавского договора, но по поводу других шагов советской дипломатии хранила многозначительное молчание, особенно если это касалось примирения с Тито^{456}. По мнению китайских руководителей, Кремль по-прежнему играл роль старшего партнера, тогда как им хотелось «равноправных отношений». Историк Чэнь Цзянь полагает, что стремление Пекина добиться во всем «равенства» с Москвой на самом деле являлось отражением традиционного китайского образа мыслей о превосходстве «Поднебесной империи» над «варварами»^{457}. Если это так, то что бы ни делало советское руководство, китайские союзники все равно остались бы недовольными. В особенности Мао Цзэдун затаил недовольство тем, что Советский Союз сохранил ведущую роль в коммунистическом мире, которая досталась Хрущеву по наследству от Сталина. Мао считал, что идея сопротивления «американскому империализму», которую пропагандировала КНР, является подлинно революционной альтернативой дипломатии разрядки напряженности^{458}. Тем не менее Чжоу Эньлай принял участие в Бандунгской конференции стран Азии и Африки, проходившей в конце апреля 1955 г. в Индонезии. На этой конференции Китай, совместно с другими странами — участницами форума, подтвердил свою приверженность пяти принципам мирного сосуществования («панча шила»). Эти принципы были заимствованы из буддийской этики: еще в 1952 г. на них начал ссылаться премьер-министр Индии Джавахарлал Неру, а в июне 1954 г. они легли в основу индийско-китайского соглашения. Позднее выяснилось, что присоединение Китая к Бандунгской декларации было также продиктовано желанием китайцев проводить свою собственную внешнюю политику, а не следовать в фарватере советской.

Критический год

Доклад Хрущева «О культе личности и его последствиях», сделанный 25 февраля 1956 г. на закрытом заседании XX съезда КПСС, открыл последнюю и самую драматичную фазу в борьбе за власть между наследниками Сталина. Рассекреченные архивные материалы позволяют выяснить, что происходило внутри партийного руководства накануне этого исторического события^{459}. По поручению первого секретаря ЦК была создана комиссия по реабилитации членов партии, репрессированных при Сталине. Эта комиссия подготовила доклад Президиуму о причинах массовых репрессий в партии после убийства С. М. Кирова в 1934 г. Комиссия представила ужасающую картину арестов, пыток и расстрелов многих членов ЦК, произведенных по ложным обвинениям и с полного ведома и по личному указанию Сталина. Перечисление страшных фактов расправ и пыток, изложенных с предельной откровенностью, глубоко потрясли даже самых убежденных сталинистов среди членов Президиума и секретарей ЦК. Глава комиссии Петр Поспелов не мог справиться с нахлынувшими эмоциями во время чтения доклада^{460}. Тем не менее Молотов, Каганович и Ворошилов выступили против обнародования этих фактов на съезде. Хрущев, видимо, ожидавший сопротивления, пригрозил обратиться напрямую к делегатам съезда. Он прибегнул к уловке, которая помогла ему одержать верх над Маленковым и Молотовым: созвал пленум ЦК и добился от ничего не подозревавших делегатов официального согласия включить в повестку предстоящего съезда специальный доклад о Сталине^{461}. Хрущев взял за основу своей речи доклад комиссии Поспелова, но сам доклад его далеко не во всем устраивал. Поэтому он продолжал дорабатывать текст речи даже в период работы съезда. Во время выступления Хрущев, по ряду свидетельств, импровизировал и выходил далеко за рамки написанной речи. Как вспоминают очевидцы, речь на съезде была гораздо более эмоциональной и резкой, чем подготовленный текст. Хрущев не выносил полумер: решив покончить с культом Сталина, он обрушился на мертвого вождя со всей яростью, на которую только был способен. Он шел вперед, как танк, готовый подавить любое сопротивление^{462}.

Некоторое время казалось, что процесс десталинизации и новая внешняя политика идут в увязке, подкрепляя друг друга. Примером может служить стремительная карьера Дмитрия Шепилова, который в июне 1956 г. сменил Молотова на посту министра иностранных дел. Шепилов, прежде занимавший должность редактора газеты «Правда», быстро вырос до секретаря ЦК. Он помогал Хрущеву редактировать текст речи «О культе личности» для съезда. Шепилов обладал качествами, которых недоставало Хрущеву: он был прекрасно образован, имел широкий кругозор и бойкое перо, разбирался в теории марксизма-ленинизма. Первый секретарь рассчитывал, что новый министр иностранных дел будет представлять за рубежом новый облик советской дипломатии — готовой на диалог, компромиссы и ослабление напряженности.