В этом же документе подчеркивалось, что в капиталистических странах происходят многообещающие события. Особенно обнадеживало Громыко то, что правительства западных государств повернулись лицом к разрядке. И хотя шла война во Вьетнаме, Громыко и другие советские дипломаты, в том числе посол СССР в Вашингтоне Анатолий Добрынин и руководитель отдела США в Министерстве иностранных дел Георгий Корниенко, поддерживали идею переговоров с администрацией Джонсона{779}
. Постепенно и сам Брежнев стал понимать, что политика разрядки и переговоры с капиталистическими державами — это кратчайший путь к тому, чтобы стать успешным государственным деятелем и получить международное признание. Однако понадобилось несколько лет, отмеченных рядом кризисов и потрясений в Европе и Азии, чтобы советско-американские переговоры начали давать ощутимые результаты.«Я искренне хочу мира»
Из всех кризисных событий того времени главным и поворотным моментом для Брежнева стали события в Чехословакии весной и летом 1968 г. Именно они заставили его обратить самое серьезное внимание на международные отношения. Процесс либерализации, получивший название Пражской весны, стремительно набирал силу и грозил Брежневу самыми неприятными последствиями. Он как руководитель КПСС нес персональную ответственность за сохранение «единства социалистического лагеря», а вместе с ним и военного присутствия СССР в Центральной Европе. «Потеря» Чехословакии была бы смертельным ударом для того и другого: эта страна наряду с Польшей и ГДР имела исключительное стратегическое значение, а также обладала развитой военной промышленностью и урановыми рудниками{780}
. Подобно администрации Джонсона в США, опасавшейся «эффекта домино» в случае падения Южного Вьетнама, советское руководство боялось цепной реакции в странах Восточной Европы. Эти опасения имели под собой почву, учитывая опыт массовых движений против советского присутствия в Польше и Венгрии в 1956 г., упорный нейтралитет Югославии, явное дистанцирование Румынии от СССР после 1962 г. и далекую от стабильности обстановку в ГДР{781}. В случае подобной катастрофы вина за это падала на Брежнева. Всем было известно, что инициатор либеральных преобразований в Чехословакии Александр Дубчек стал генеральным секретарем правящей партии в январе 1968 г. при молчаливой поддержке руководителя КПСС. Мало того, что Леонид Ильич отказал в поддержке Антонину Новотному, много лет руководившему страной. Он еще и одобрил «Программу действий», предложенную новым руководством КПЧ. Первый секретарь ЦК компартии Украины Петр Шелест считал, что Пражская весна стала возможной именно из-за «гнилого либерализма» Брежнева. По мере того как нарастали события в ЧССР, некоторые руководители стран — участниц Организации Варшавского договора — Гомулка в Польше и Ульбрихт в ГДР — все настойчивее выступали за ввод войск в Чехословакию и открыто критиковали Брежнева за чрезмерную эмоциональность, политическую наивность и нерешительность{782}.Отчасти они были правы. Миролюбивый по характеру Брежнев не мог решиться на военную интервенцию. Как вспоминал один из очевидцев событий, даже летом 1968 г. в здании ЦК КПСС в Москве царила неразбериха — мнения аппаратчиков разделились. Одни кричали во все горло: «Нельзя посылать танки в Чехословакию!», другие: «Пора направить танки и прикончить этот бардак!». Судя по архивным документам, Брежнев в течение всего кризиса не терял надежды избежать «крайних мер», т. е. военного вторжения. Он рассчитывал, что под сильным политически давлением Дубчек и чехословацкое руководство сами свернут реформы{783}
. К тому же Леонид Ильич опасался, что советское вторжение вызовет ответ со стороны НАТО и приведет к войне в Европе. Однако Пражская весна продолжалась, и надо было принимать решение. Нерешительность Брежнева все больше бросалась в глаза. Те, кто наблюдал за ним в этот период, часто видели его потерянным, неуверенным в себе, с дрожащими руками. В частном разговоре со своим помощником по международным делам Александровым-Агентовым Брежнев как-то откровенно признался: «Ты не смотри, Андрей, что я такой мягкий. Если надо, я так дам, что не знаю, как тот, кому я дал, а сам я после этого три дня больной». По некоторым свидетельствам, в 1968 г. Брежнев потерял сон и начал принимать сильнодействующие виды снотворного, чтобы снимать напряжение. Позже это станет привычкой и перерастет в пагубную зависимость{784}.