Неудавшаяся империя: Советский Союз в холодной войне от Сталина до Горбачева

Хоть Сталин и решил закрыть Восточную Европу для западного влияния, это вовсе не означало, что он отказался от дипломатической игры с западными державами, в особенности с США. Бирнс вдруг стал для него излюбленным партнером. Решающим фактором в смене сталинского отношения к Бирнсу было то, что госсекретарь уступил требованию Советского Союза исключить Францию и Китай из процесса обсуждения условий мирных договоров в Европе. В своей телеграмме от 9 декабря, отправленной с Черноморского побережья в Кремль «квартету» из членов Политбюро, отвечающих за внешнюю политику (Молотов, Берия, Маленков и Микоян), Сталин писал: «Мы выиграли борьбу по вопросам, обсуждавшимся в Лондоне, благодаря нашей стойкости», заставив Соединенные Штаты и Великобританию отступить по вопросу об ООН и на Балканах. На этот раз он лишь пожурил Молотова за то, что тот поддался давлению и угрозам со стороны Соединенных Штатов. «Очевидно, что, имея дело с такими партнерами, как США и Англия, мы не можем добиться чего-либо серьезного, если начнем поддаваться запугиваниям, если проявим колебания. Чтобы добиться чего-либо от таких партнеров, нужно вооружиться политикой стойкости и выдержки»^{146}. Вождь продемонстрировал своему ближнему окружению, что и после войны оно нуждается в его повседневном контроле и жестком руководстве.

В декабре Бирнс приехал на встречу министров иностранных дел Большой тройки в Москву, и Сталин принял его как почетного гостя. Правда, американцы так и не пошли навстречу советским требованиям о создании Союзной контрольной комиссии в Японии, однако Сталин, видимо, надеялся, что в сотрудничестве с Бирнсом советская дипломатия сможет добиться благоприятных результатов в вопросе о германских репарациях, а также в обсуждении мирных договоров с Германией и ее бывшими сателлитами. Бирнс не пытался разыгрывать атомную карту, не действовал в тандеме с англичанами и даже не поднял скользкую тему о советских действиях по расколу Ирана, которые уже тогда была предметом озабоченности в Лондоне и Вашингтоне. В общем, обе стороны вели переговоры в духе взаимных уступок и компромиссов, где Сталин был часто в выигрыше, и еще раз закрепили договоренности о разделении сфер влияния в мире^{147}.

Кроме того, Бирнс согласился признать правительства Болгарии и Румынии, образованные под сильным советским давлением. Советская сторона лишь должна была внести косметические изменения в составе этих правительств и заверить, что будет уважать политические свободы и права оппозиции. Сталин тут же вызвал к себе из Софии Георгия Димитрова, направленного туда в качестве «руки Москвы», и велел ему подобрать «пару представителей из оппозиции» и дать им «незначительные портфели» в правительстве Болгарии. Болгарские оппозиционеры пришли в отчаяние. Но Бирнс был доволен, а Гарриман отмечал, что с преодолением балканского кризиса «русских как будто подменили и в дальнейшем не составляло труда работать с ними по многим другим мировым проблемам»^{148}.

Сталинская политика «увязки» между вопросом о Балканах и остальными договоренностями великих держав сработала вполне успешно. 7 января 1946 г. Сталин поделился своим победным настроением с руководителями болгарской компартии: «Ваша оппозиция может убираться к черту. Она бойкотировала эти выборы. Три великие державы признали эти выборы. Разве это не ясно из решений Московского совещания о Болгарии?» «Наглеца» Николу Петкова, лидера болгарской оппозиции, как считал Сталин, «надо поставить на место так, как поставили румынского короля». И пусть ответственность за это падает на СССР. «Вас могут обвинить в срыве Московских решений, а нас не могут, не посмеют. Главное в том, чтобы разложить оппозицию»^{149}. Сталинские методы ведения дел на Балканах не изменились и после того, как 5 марта 1946 г. Черчилль произнес свою знаменитую речь в Фултоне, штат Миссури, в которой он предостерег Соединенные Штаты о том, что вся Восточная Европа теперь оказалась за железным занавесом и под усиливающимся господством Москвы. Призыв Черчилля создать американо-британский союз для сдерживания СССР вселил нерешительность в руководителей компартий восточноевропейских стран, в том числе болгарских коммунистов. Сталин, зная об их сомнениях, продолжал оказывать на них давление. Он упрекнул Димитрова в излишней осторожности и приказал ему немедленно покончить с болгарской оппозицией^{150}.