Дом представлял из себя прямоугольник двадцать на пятнадцать метров, который я разделил на три сектора: центральный, где будет размещаться "племенной очаг" и три комнаты слева и справа. Когда работать стало невозможно из-за темноты, позволил себе бросить все дела и собрать народ у костра. За день озеро нагрелось так, что я едва ли не мурчал от удовольствия. Что удивительно, не было ни единого надоедливого насекомого! Возможно, причиной тому зародившийся здесь изолированный мир, а может быть такие процессы, в которых я никогда в жизни не разберусь.
На берегу озера, под необычайно звездным небесным куполом, в кои-то веки я ощутил, что абсолютно спокоен, поскольку жизнь наполнилась смыслом. Есть цели глобальные, есть повседневные.
"Кажется, теперь все будет хорошо." — сонно подумал я, аккуратно беря в свои руки ладонь Аонвы. Чувствуя, что она нервничает, я только улыбнулся. Ничего страшного, привыкнет...
IX
Утро принесло очередную неприятную новость. Та самая старушка, ради которой я совершил подвиг, решила, что с нее хватит. Так сказать, "проснулась мертвой". Усмехнувшись своей мрачной шутке, я подошёл к толпе, что окружила тело женщины. Никто не устраивал истерик, но скорбь племени я ощущал кожей. Стало любопытно, что они сделают с трупом, есть ли какие-то церемонии захоронения? Ее сын, поклявшийся мне верностью охотник, почему-то посмотрел на меня. Я видел, что он сдерживает слезы, голос дикаря слегка дрожал, но при всем при том, слова складывались в твердые фразы, суть которых я, конечно же, не понимал.
Некоторое время все так и происходило, охотник исповедовался, я слушал. Потом старейшина пришел на помощь. Было очень странно, что его жестикуляция, лишённая всякой системности, однако, была мне по большей части понятна. Плюс ко всему, интонация голоса также помогала донести нужный смысл. Сейчас шаман указал на мертвую, прочертил от ее тела прямой луч к небу. Затем его ладони окружили некую невидимую сферу, спустя мгновение рассыпавшуюся... Во все стороны. Шаман словно развеял в пространство все такую же — невидимой — пыль.
И в этот раз я все понял. Чтобы ее душа ушла к небесам, нужно освободить ее от оков мертвой плоти. Что, как не погребальный костер, могло бы подойти лучше? Но почему это объясняют мне? Неужели, раньше они этого не делали? Мое замешательство старик заметил. Путем очередной порции жестов, мне стало ясно, что коли уж я спас жизнь этому человеку, то сам должен сопроводить в другой мир. "Ну что же, — подумалось мне, придется отложить часть важных дел и собирать хворост."
Благо, заниматься этим будет все племя.
Я же в это время сооружал смертное ложе. Место выбрал чуть в стороне от лагеря, чтобы не было видно пепелища.
Когда все было готово, скорбящие собрались в круг. Решив, что так будет правильно, я также накрыл тело недавно сплетенной циновкой. Уж не знаю, наркоманы они были или ревнители традиций, но на лоб старухи насыпали небольшую щепотку травы. Той самой, от которой я только недавно отошёл. Можно было уйти, чтобы лишний раз не подставляться, но что-то подсказывало — так нельзя.
Как ни странно, на сей раз не было душераздирающих видений, просто костер горел как-то странно. Языки пламени налились густой смолой, пространство подернулось лёгкой рябью. Когда едва хватило сил оторвать взгляд от гипнотизирующего зрелища, солнце почти достигло зенита. Второпях окунувшись в озеро, я определился с дальнейшими действиями: сначала очередной спуск к индейцам, затем строительство "дома общины". И ещё нужно где-то раздобыть соль.
В этот раз Крыса решил не брать. Нужен был именно тот, кому можно доверять. Конечно же, сын почившей подходил как нельзя лучше. Найдя дикаря у пепелища, я аккуратно коснулся его плеча. Тот даже не повернулся.
— Хватит страдать, пошли, развеешься. — я требовательно тряхнул его. — Старая она уже была, да и померла тихо. Слышишь?
Охотник все же поднялся. И в глазах его я уже не заметил и намека на печаль.
— Ну вот и молодец. Давай расскажу, что нужно делать... — отойдя к лагерю, рисую на песке пирамиды, чуть дальше — речку, — Я пойду туда. — указываю за реку, охотник отрицательно качает головой. — В чем дело? — в ответ получаю что-то вроде: один берег тут, другой не видно. — Широкая река, говоришь? А если так? — черчу прямую линию от пирамид, на той стороне рисую ещё одну пирамиду. — Получится? — дикарь снова отрицательно качает головой, зачеркивает пирамиду по ту сторону и рисует преграду. — Да-да, мне старик говорил ваш. А как тогда? — развожу руками, спрашивая, в ответ получаю такой же жест.
Приехали.