Неудержимая. Моя жизнь

Очень важно подчеркнуть, что в течение десяти лет этот препарат не входил в список запрещенных ВАДА медикаментов. Но первого января правила изменились и мельдоний перешел в разряд запрещенных веществ, о чем я ничего не знала. Этот препарат врач выписал мне из-за нескольких проблем со здоровьем, которые были у меня в 2006 году. Я часто болела. Практически каждые два месяца у меня был грипп. На ЭКГ появились изменения, а в крови намеки на диабет, и это при том, что у нас в семье имеется история заболеваний диабетом. Я посчитала для себя очень важным выйти к вам и рассказать обо всем, потому что на протяжении всей моей карьеры я честно и открыто говорила о многих вещах, и я с профессиональной ответственностью отношусь к своей ежедневной деятельности. И вот я сделала колоссальную ошибку. Я подвела своих болельщиков. Я подвела спорт – ту игру, в которую я играю с четырех лет и которую так глубоко люблю. Я знаю, что меня ждут последствия, а мне не хотелось бы вот так заканчивать свою карьеру, поэтому я искренне надеюсь, что мне позволят и дальше играть в эту игру. Многие из вас собрались здесь в ожидании того, что я сообщу о дате своего ухода из профессионального тенниса. Но если я когда-нибудь решу сообщить вам об этом, то это случится не в гостинице в центре Лос-Анджелеса с таким ужасным ковром на полу.

Выходя из комнаты, я почувствовала колоссальное напряжение. Мне нечего было скрывать раньше, и мне нечего было скрывать теперь. Я хотела, чтобы мои друзья, болельщики и даже враги точно знали, что произошло, потому что это была неумышленная ошибка и я верила, что они увидят и поймут это.

Я ошиблась. Во многом. То есть я хочу сказать, что, конечно, некоторые люди встали на мою защиту, или, по крайней мере, сказали: давайте не будем торопить события. Давайте подождем и посмотрим. А вот газеты реально набросились на меня, называли меня обманщицей и лгуньей и сравнивали с известными спортсменами-мошенниками. После двух циклов новостных передач все, чего я когда-либо достигла, было опозорено. Мое собственное я, все, во что я верила и за что боролась, было как будто нарочно уничтожено. Какое значение имеет оправдание в конце, если в процессе дознания вас практически уничтожили? Наверное, именно это имеют в виду люди, когда говорят, что сам суд – это уже и есть наказание. Хуже всего то, что это фальшивое обвинение заставило меня усомниться в окружающем меня мире и в людях, находящихся рядом. До этого момента меня не очень интересовало, что обо мне говорят. Мне это было до лампочки. Я буду делать свое дело, буду много работать и играть в свою игру, рассуждала я, а все остальное приложится. Собака лает – караван идет. Но пожар, который разгорелся после пресс-конференции, заставил меня усомниться в этом. Как будто у меня в голове поселился червяк, чтобы вечно трахать мой мозг. Такого я еще никогда не испытывала. Неожиданно я стала замечать, что на кого бы я не смотрела, первое, о чем я думаю: «А они знают? Они верят в это? Они считают меня мошенницей? Думают ли они, что я лгунья?» Впервые в жизни меня стало волновать, что люди думают обо мне.

Настоящий удар последовал через несколько часов после пресс-конференции. Я сидела в кухне в Манхэттен-Бич и разговаривала с мамой, которая готовила обед. Зазвонил телефон. Это был Макс. Говорил он замогильным голосом. Только что он общался с «Найк». Не углубляясь в детали, он сказал только:

– Беседа вышла не очень хорошей, Мария (каждый раз, когда Макс называет меня по имени, это значит, что что-то произошло).