Неудержимая. Моя жизнь

– И какого черта тебе нужно?

– С вами договаривались о том, что мы встретимся сегодня во второй половине дня.

– Да? Ну и что? Сейчас что, уже вторая половина дня? Чего вы мне звоните?

– Нам нужно узнать дорогу.

– Чего?

– Как ехать.

– Поезжайте по 405-й трассе. Съезд на Сансет.

Гудки. Он разъединился.

– Что это за монстр, к которому ты хочешь отвезти меня? – спросила я, повернувшись к отцу.

– Я слышал, что он один из лучших, – ответил Юрий.

Это был мой первый приезд в Лос-Анджелес. Юрий с осторожностью расходовал деньги, которые мы получали от IMG и «Найк» – в нашей жизни было не так много излишеств, – поэтому я была в восторге, когда мы явились в контору по аренде автомобилей и там выяснилось, что с нашей резервацией произошла путаница – нас ждала спортивная машина, красный «Мустанг» с отткрытым верхом. Мы двигались в смоге и выхлопах скоростной автострады, а я была ослеплена видами пальм, особняков, холмов на горизонте и широких бульваров, которые все заканчивались возле Тихого океана, где, естественно, заканчивалась и Америка.

Когда мы, наконец, добрались до места и я переоделась, Лансдорп в одиночестве сидел в кресле возле корта. Мне он показался злобным стариком, припавшим к земле, как будто он защищался от кого-то. Похоже было на то, что его мучают судороги. А он говорил по телефону – именно поэтому сидел, согнувшись, – но я сначала этого не поняла. Я осторожно и медленно приблизилась к нему.

– Привет, Роберт, – сказала я.

Он даже не поднял глаз, поэтому я повторила громче:

– Привет, Роберт.

Я еще несколько раз назвала его по имени, а потом положила на землю свою сумку и стала потягиваться, как будто мне необходимо было размяться. Я действительно не знала, что мне делать. И в этот момент он соизволил обратить на меня свое внимание.

То есть бросил на меня один из его «А ты, черт побери, кто такая?» взглядов.

– Привет, – сказала я. – Я Мария Шарапова и пришла на урок.

– Тогда вали на корт.

Больше он ничего не сказал. Это была наша первая беседа – но что-то, может быть, это был его тон – сразу же подсказало мне, что мы поладим. У Роберта была своя метода унижать и заставлять тебя чувствовать себя ничтожеством, но у меня есть свой способ очаровывать старых ворчунов. И всегда был. Это тот подлый голосок у меня в голове, который говорит:

«Я знаю, как я тебе понравлюсь».

Я взяла ракетку и пошла на дальнюю половину корта. Роберту понадобилось пять минут, чтобы выбраться из кресла. При этом, не прекращал ворчать и ругаться. О черт, чтоб тебя, проклятье! Мой отец стоял рядом, но не произнес ни слова. Я посмотрела на него, как будто хотела сказать: «Спасибо, папочка! Ты только посмотри на этого лунатика! Блестящая идея». Наконец Роберт расположился на корте и приготовился. В руках он держал громадную проволочную корзину, в который было, наверное, пятьсот теннисных мячей. Я стояла на линии подачи. Я обычно так разминаюсь – отбивая мячи с задней линии.

– И какого черта ты там делаешь? – спросил меня Лансдорп, оскалившись.

– Не знаю, – ответила я, с трудом сдерживая смех, потому что все, что бы я ни сделала, оказывалось неправильным. – Думаю, что разогреваюсь.

Оказалось, что он тренер, который просто накидывает мячи, один за другим, как машина. Он не обменивается с тобой ударами, не бьет по мячу с лета. Он просто накидывает, накидывает и накидывает, а ты просто бьешь, бьешь и бьешь.

– А теперь на заднюю линию! – крикнул он мне.

ОК. Я перешла на дальнюю линию, и он стал накидывать мне идеальные мячи. У него невероятный дар. Он способен до бесконечности накидывать тебе мячи, не меняя при этом ни скорости, ни ритма. Через час тренировки ты чувствуешь, что можешь отбивать их все одним и тем же ровным, жестким ударом даже с закрытыми глазами.

Работая над это книгой, я встречалась с Робертом. Сейчас он живет в доме к югу от Лос-Анджелеса и когда он садится на кухне с чашечкой кофе, то ему отрывается вид на залив Лонг-Бич, забитый шхунами и танкерами со всех концов света. Это помогает ему размышлять. Роберт любит поговорить и иногда даже вспомнить что-нибудь. Он сохранил некоторые реликвии, напоминающие о том времени, которое мы провели с ним вместе. Фотографии и старые ракетки, и даже коллаж, который я для него сделала. (Как видите, мне, в конечном счете, тоже не удалось избежать увлечения коллажами!) О прошлом он говорит спокойно и со счастливым выражением на лице, хотя, когда это все происходило, речи о покое и счастье не было и в помине. Это было сплошное сумасшествие.

Я спросила его, помнит ли он нашу первую встречу?

– Конечно.

– И каково было ваше первое впечатление?

– Я подумал, что ты маленькая худышка, которая может хорошо бегать. Форхенд у тебя был слабым, очень слабым. Ты не могла сделать ни одного кросса[22]. Помню, Юрий спросил меня в самом конце первой тренировки: Ну, Лансдорп, и что вы думаете о моей дочери? А я ответил ему:

– Очень неплохо, Юрий. Но от ее форхенда тошнит.

Я сделала несколько записей о Лансдорпе в моем дневнике. Вот одна из первых: