Неудержимый мужчина

— Я нахожусь в «Альбертсоне» на Аламеде, — сказала я ему, поскольку я больше ничего не сказала, Брок произнес:

— Детка, мы едим пиццу, помнишь? — спросил он, но не дав мне возможности ответить, задал следующий вопрос: — Какого хрена ты делаешь в «Альбертсоне» на Аламеде?

Это был хороший вопрос, учитывая тот факт, что для его дома и для своего я, как правило, совершала покупки либо в «Вейд Эут», либо в «Кинг Суперс», оба находились на бульваре КоЛаурадо.

Продолжая разгружать тележку, я ответила:

— Я здесь, потому что позвонил твой отец. У него сегодня была химиотерапия, ему плохо, он не смог дойди до ванной, и ему нужна была помощь. Джилл и Лаура возят его на лечение и привозят обратно, помогают ему в доме. Джилл высадила его после химиотерапии, и он не захотел к ней обращаться с этой просьбой. Я сказала ему еще давно, что, если ему потребуется помощь, он может позвонить мне, поэтому он мне и позвонил.

На том конце трубку установилась тишина.

Я выгрузила все из тележки, передвинулась вперед сама вместе с тележкой, улыбнулась кассиру, поудобнее обосновавшись, наблюдая, как сотрудник укладывает в пакеты мои покупки.

Поскольку Брок продолжал молчать, заговорила я.

— Я приехала к нему, все убрала, но запах стоит не очень хороший. Поэтому пошла кое-что прикупить, чтобы как-то справиться с этим запахом, сейчас вернусь и приготовлю ему ужин и прослежу, чтобы он съел его и не пил спиртное, а потом приеду к тебе. — Я помолчала, потом опять произнесла: — Съешь пиццу без меня, дорогой. Я поем с Кобом.

В трубке была все та же тишина, но длилась она уже не столь долго.

Брок наконец, подал голос, сказав:

— Если у тебя меняются планы, потому что дерьмо все время происходит вокруг, ты берешь гребанный телефон и звонишь мне.

И повесил трубку.

Я моргнула пару раз, глядя на собранные пакеты.

Потом сунула телефон в боковой карман сумочки, борясь с самыми разными чувствами.

Брок раньше никогда не бросал трубку. Конечно, я не позвонила ему, понятное дело, что он волновался, но, в конце концов, я же не зависала в каком-нибудь байкерском баре, в которые он меня водил, не была на пьянке, не стояла на столешнице бара, танцуя перед всеми байкерами, как Аксель Роуз (что я сделала однажды, когда была на мини-пьянке — (хотя она продолжалась несколько часов), я была тогда с Броком, когда он еще был Джейком, и танцевала я не на барной стойке, а на танцполе перед группой, которая играла Paradise City, а Брок стоял рядом с танцполом и смеялся до упаду). Сейчас в данный момент я заботилась о его отце.

Меня поразило то, что была шокирована тем, что он бросил трубку, вперемежку со страхом, что он сердился на меня, и ко всему прочему я испытывала огромное раздражение. Но мое раздражение стало увеличиваться, и я поняла, что разозлилась еще больше. И как только я стала испытывать настоящую, неприкрытую злость, мне стало все равно, я уже больше не пугалась и не испытывала шока из-за того, что Брок мог рассердиться на меня, повесив трубку.

Мне все же удалось добраться до дома Коба, расплатившись в магазине и загрузив пакеты в машину, не перезванивая Броку. Я принесла все домой и стала бороться с зависшим запахом в помещении сначала освежителем воздуха, а затем шампунем для ковров. Я не хотела вызывать у Коба новый приступ тошноты воинственным убойными сильными освежителями воздуха, которые иногда пахли хуже, чем обычная рвота, к счастью, мне все удалось, запах блевотины испарился, освежитель воздуха был приятным и еле уловимым, а шампунь для чистки ковров тоже не сильно вонял.

Я поставила в спальне Коба арома свечу, которую купила в «Альбертсоне», с запахом замороженного лимонного лайма, и принялась готовить ужин.

Куриный суп с лапшой подогревался в кастрюле на плите, я расставляла пиалы и тарелки с солеными крекерами с кусочком масла (мама делала их, когда мы с сестрой заболевали), надеясь, что масло не окажется слишком жирным для Коба, когда услышала, как открылась входная дверь.

Затем я услышала удивленное приветствие Коба:

— Привет, Слим.

Я втянула носом воздух.

Потом услышала, как Брок спросил:

— Как ты себя чувствуешь?

— Уже лучше, — ответил Коб. — Тесс на кухне.

— Хорошо, — услышала я бормотание Брока, — ложись, папа.

— Ладно, сынок.

Я схватила ложку и начала помешивать суп, внутренне напрягаясь.

Я почувствовала его настроение еще до того, как увидела его. От него не исходили искры электрических зарядов, он не злился, не был резким и злым. Было совсем другое, я никогда не чувствовала раньше в нем такое настроение. Оно было тяжелым.

Он был отягощен или обременен. Был мягкий, но не теплый. И когда я увидела его, его взгляд был тяжелым, а на лице отражалась нежность.

Он остановился у плиты, но не слишком близко ко мне.

Потом он взглянул мне в глаза и произнес:

— Привет.

— Привет, — ответила я.

Он некоторое время изучал меня.

Затем спокойно заметил:

— Ты злишься.

— Я не люблю зацикливаться на чем-то, особенно когда покупаю чистящее средство для ковров, чтобы избавиться от запаха блевотины, — также тихо ответила я.

Он продолжал смотреть мне в глаза.

Затем кивнул и пробормотал:

— Точно.