Загорелся зеленый, я выжала газ до упора и затем резко свернула в ближайший переулок. В зеркале заднего вида я заметила, что внедорожник проехал прямо.
Вцепившись в руль, я пыталась убедить себя, что водитель внедорожника не имеет ко мне никакого отношения. Я развернулась и поехала по привычному маршруту, то и дело поглядывая в зеркала. На каждом перекрестке я вертела головой направо и налево — вдруг откуда-то снова вынырнет все тот же черный внедорожник: мой простейший маневр едва ли мог обмануть опытного водителя.
Но внедорожника и след простыл.
А что, если это и в самом деле был один из подручных Саймона?
Меня захлестнули радость и гордость от того, что я смогла ускользнуть — совсем как героиня нуарных фильмов.
Я посмотрела в зеркало.
На моих губах, как ни странно, играла улыбка.
Я продолжала ехать по бульвару Сансет. Черный внедорожник словно испарился.
Но улеглось и мое возбуждение.
Через пару минут, когда я подъехала к дому, ко мне вернулись мои привычные нервозность и настороженность.
Мою ученицу зовут Миа. Ей тридцать один год. Невысокая, хрупкая — и не догадаешься, что она работает корпоративным юристом. Миа недавно начала встречаться с французом, и язык ей нужен для знакомства с его родителями.
— Привет! — Она открыла дверь и посторонилась, впуская меня. — Будешь кофе?
— Нет, спасибо.
Квартира просторная, солнечный свет щедро льется сквозь два люка на потолке. Миа выбрала для декора яркие цвета, но при естественном освещении квартира кажется старой и потускневшей — призрак бального зала.
Мы устроились у нее в кабинете. Миа пила кофе из своей обычной кружки, белой, с большими красными буквами:
— Я поеду не раньше декабря, — сказала она.
Реми, ее парень, решил повременить с поездкой во Францию. А это значит, что у нее в запасе есть еще полгода, чтобы выучить язык.
Миа слегка улыбнулась:
— Больше времени для занятий.
Она не хотела учить базовые выражения. Ее интересовали только «слова любви» — романтические фразы. Французский для влюбленных.
Миа не может узнать время, заказать еду в ресторане или спросить дорогу. Вместо этого я учу ее нежным и страстным выражениям.
—
Пока Миа, запинаясь, повторяла за мной, я вспоминала, как впервые встретила Саймона. Мелоди тогда было десять. Мы отправились в Музей искусств Лос-Анджелеса, и Мелоди кружила вокруг инсталляции из фонарей у входа. Саймон стоял неподалеку. Казалось, он не решался завести разговор, но в конце концов подошел ко мне.
— Это ваша дочь? — спросил он.
— Да.
Он ослепительно улыбнулся. Эта улыбка внушала доверие.
— Она вырастет настоящей красавицей. — Он перевел взгляд на меня. — Вся в маму.
Не самая изящная фраза для знакомства, но он казался искренним. Как будто мы находились на пороге чудесной истории любви.
Саймон, одинокий мужчина в поисках счастья.
Первая из множества его масок.
Я вспоминаю лепестки роз на подушке и французские конфеты.
Одна большая ложь.
Как дом, который срочно красят перед продажей.
И когда Миа спросила, какое выражение лучше всего описывает влюбленность, единственное, что мне пришло на ум, это —
Берегись.
3
В полдень мы с Авой встретились в ресторане Little Next Door в западном Голливуде. Ава, уроженка Нью-Йорка, относится к Лос-Анджелесу свысока. Она называет город «пустым» и «безмозглым». И настолько безликим, что однажды она запустила шуточную петицию за то, чтобы Лос-Анджелеса лишили индекса.
По понедельникам мы обедаем вместе и большую часть времени, по словам Авы, рассуждаем, как ветераны «войны полов». Мы обе получили раны, но в разных сражениях. Ее развод был долгим и очень тяжелым, хотя она и заявляет, что вышла из него победительницей. «Мне достался уголь, а ему пустая шахта» — так она любит повторять. Ава даже заказала себе такую наклейку на свою шикарную новенькую «Ауди».
Она не раз повторяла, что ей так и не удалось встретить «любовь всей своей жизни». Она думает, что для меня таким человеком был Макс — и это действительно так. Он был добрым, любящим, терпеливым и понимающим. Воплощение всех достоинств — это стало особенно заметным в тот год, когда он заболел. Мелоди тогда было всего пять лет, и когда она навещала Макса, его боль и тоска отступали. Несмотря на осознание скорого ухода из жизни, он был благодарен за все, что у него было.
Как и я.
Длительное лечение не давало результатов, он медленно угасал.
Впоследствии я размышляла, с каким достоинством он умирал. Он нисколько не ожесточился. Под конец у него еще оставались силы прошептать медсестре в больнице: «Вы очень добры».
Это были его последние слова.
Воспоминания о его нежности и великодушии греют душу.
Но он бы разочаровался во мне, узнав, что я сделала той ночью на яхте Саймона.
— Как дела, Клэр? — жизнерадостно спросила Ава.