Неуемный консорт

– Странный вопрос, и ответ на него нам давно известен.

– Ты не совсем права, моя умнейшая! Потому что я задал тебе не один вопрос, а сразу много вопросов. Улавливаешь суть?

Магдалена нахмурилась, пытаясь вдуматься, но у нее и тогда не получилось:

– Понятия не имею! Давай, сознавайся, и я, может быть, буду к тебе не так сурова.

– Хорошо, давай обсудим мою мысль с другой стороны. Наш барон Фре Лих Кири самое что ни на есть заинтересованное лицо в повышении добычи палеппи. Ибо от этого зависит его жизнь, карьера, благосостояние и так далее и тому подобное…

– Так это и так понятно. Он только этим и занимается. И все твои прежние вопросы это и подтверждают: он всеми силами и средствами старается выделить тех, кто выполняет полторы-две нормы. И формы поощрения у него самые действенные. Ты посмотри, сколько деятельных людей только на наших глазах умудрились вырваться с каторги! Это же удивительно! Здорово! Феноменально!

– Постой, дорогая! Ты опять не о том подумала. Давай еще раз начнем сначала. Наш барон Кири очень заинтересован в увеличении добычи. Так? А теперь я спрошу несколько иначе: почему он старается всеми силами уменьшить добычу?

Магдалена даже привстала на локте, чтобы получше рассмотреть мужа и оценить его состояние. Настолько странным показался ей вопрос. И во взгляде сквозила нешуточная тревога и озабоченность, ведь случаев частичного или полного помешательства на каторге имелось предостаточно.

Обижаться на жену за такой взгляд Бровер и не подумал. Лишь подвигал бровями, хитро улыбнулся и подмигнул. Магдалена сразу успокоилась насчет его умственного состояния и задумалась над его вопросом. Но ничего сообразить не смогла:

– Ты меня, конечно, извини, может, я совсем отупела на этой каторге, но никак не могу понять: ты меня разыгрываешь или тебе просто заняться нечем? Если это шутка, то она неуместна. Хотя настроение, должна признать, ты мне немножко поднял. А если вот заняться нечем, так сейчас прозвучит гудок и тебе придется трудиться, как муравью, до самого отбоя.

Роман одной рукой обнял жену, а второй стал перебирать ее волосы:

– А третий вариант ты даже рассматривать не хочешь?

– Что сегодня великий день?

– Нет. По поводу того, что начальник каторги – аферист, пройдоха и преступник.

– Ну, это ясно по умолчанию: любой чиновник королевства Пиклия – для нас преступник, жулик, казнокрад и прочее. Но не надо, романтичный ты мой, из этого открытия делать праздник и объявлять по этому делу выходной день.

На каторге дней, в которые разрешалось не работать и не сдавать палеппи, было не очень много: одно воскресенье в две недели, первый день нового года, день восшествия на престол Моуса Пелдорно и его же день рождения. Все остальные дни любой каторжанин должен был отметить одной найденной, а вернее, сданной оценщикам жемчужной перламутрицей.

Так что выходные тут, на Донышке, очень ценились. Можно не идти на построение перед завтраком, можно не видеть гнусных морд надсмотрщиков и препротивных, порой, своих товарищей по несчастью, вечером не надо отчитываться и можно даже вообще не выходить из своего жилого модуля, кроме как поесть в столовой.

– Была бы моя воля, сегодня бы устроил праздник, – заявил Бровер. – И назвал бы его «Днем откровения».

Его любимая женщина стоически вздохнула:

– Ладно… У нас осталось две минуты до подъема, давай, откровенничай.

– Вот смотри: как только появляется очередной передовик, что с ним происходит? Любого, кто начинает сдавать две палеппи в день, и это продолжается больше месяца, переводят на усиленное питание. Это – раз. Второе: через три месяца такой же работы каторжанину предоставляется модуль с улучшенными условиями проживания. Идем дальше. Год такого трудолюбия – это уже льготы и в иных сферах наших местных отношений. Такие работники получают статус «исправившихся трудом» и могут не являться на ежедневные построения. Вопреки всем правилам. Так?

Магдалена кивнула:

– Согласна, что это не по правилам, но барон здесь – царь и бог, и может творить все, что пожелает. Тем более, это способствует увеличению добычи ракушек.

– Ой ли?! А давай вспомним, многие ли удерживаются на этих самых улучшенных условиях проживания? И долго ли? Месяц, два, реже три, после чего растолстевший и обленившийся каторжанин уже не в силах давать две нормы – хоть он бы треснул от усилий. Следствие: он опять в общем строю. Конечно, это его, как правило, заставляет собраться и вновь вырваться в передовики. Но можно заметить, что во второй раз уже трудно добиться повышенных результатов, в третий – еще сложней. А тех, кто добился льготных условий проживания в четвертый и пятый раз, можно сосчитать на пальцах одной руки.

Тут загудел сигнал подъема, и оба встали и принялись умываться и одеваться, совершая давно привычные и отработанные движения. Но это не мешало Роману говорить:

– Рассуждаем дальше, о тех, кто рвет жилы ради досрочного освобождения. Эти – стоят несколько особняком, но, что более всего странно, их нарушения режима совершенно ненаказуемы. И вот здесь наш барон делает самую главную, по моему мнению, ошибку.