Екатерина приехала в Нерак, и Генрих встретил ее так, словно они совсем не расставались. Настроен он был добродушно, шутливо, как всегда; а она радовалась возвращению домой. При французском дворе девушка чувствовала себя неуютно. Ей казалось, ее презирают за то, что она скромница — не меняет любовников одного за другим, как ее невестка, законодательница мод и вкусов Марго.
Здесь, в Нераке, она будет чувствовать себя дома.
Екатерина слезла с коня, обняла Генриха, потом, взглянув на замок, вспомнила мать и растрогалась. Генрих взял ее за руку и слегка сжал; ему были понятны чувства сестры; сам он при всем своем добросердечии не обладал глубиной чувств, вызывающей тоску по прошлому. И хотел, чтобы сестра улыбалась, а не плакала.
— Добро пожаловать домой, — сказал он ей. — Мы устроим пир в твою честь. Поверь, ты не пожалеешь, что вернулась.
— Надеемся, ваше высочество, вы не забыли, чему учила вас мать, — сказал Обинье.
Генрих засмеялся.
— Наш добрый друг стремится обратить тебя в гугенотку. Что скажешь по этому поводу?
— В глубине души я всегда оставалась гугеноткой, — ответила Екатерина. — Этого хотелось бы матери.
— Ты доставила Обинье радость — и мне тоже, — негромко сказал Генрих. Обнял сестру и неожиданно поцеловал — это было в его манере. — Ему — преданностью материнской религии; мне — возвращением.
Он сам повел сестру в ее покои, постоял с ней у окна, глядя на реку Баизу, которую они постоянно видели в детстве. Обинье с гордостью взирал на то, как обменялись приветствиями принцесса и мадам Тиньонвиль, очаровательная
После приветствий они заговорили в той манере, какую Обинье считал наиболее подходящей для гувернантки и воспитанницы.
Дверь покоев внезапно отворилась, вошла девушка; она была, пожалуй, чуть младше принцессы и такой красавицей, что, казалось, осветила комнату своим появлением.
При виде незнакомых людей она приоткрыла рот в детском испуге.
— Но, maman…
Мадам де Тиньонвиль изящно подняла руку, девушка умолкла и застыла на месте; ее темные волосы спадали на плечи; застенчивый румянец придавал яркость красоте.
— Ваше величество, — обратилась мадам Тиньонвиль к королю, — нижайше прошу прощения.
— Вы его получили.
— Я взяла с собой дочь, потому что иначе не могла бы принять эту должность.
— Извиняться за это не нужно, — негромко сказал король. — Мы благодарны вам за такой поступок.
— Жанна, — сказала девушке мать, — засвидетельствуй почтение его величеству.
Девушка робко подошла и встала перед королем на колени.
Обинье пришел в ужас. Он только что узнал о существовании этой девушки и увидел в глазах короля знакомый огонек.
Генрих вскоре забыл обо всем, кроме прекрасной дочери мадам де Тиньонвиль. Он зачастил в покои сестры, проявлял живейший интерес к ее занятиям и присоединялся к принцессе, когда она гуляла по саду, потому что с ней всегда находились сопровождающие, в том числе, разумеется, Жанна.
Девушка была целомудренной, взгляд ее прекрасных голубых глаз простодушным, но Генрих не сомневался, что за неделю она станет его любовницей. И предвкушал громадное удовольствие. Она будет совершенно не похожа на опытную мадам де Сов; и его удивляло, как он мог увлекаться такой женщиной, если на свете есть прекрасные девушки вроде Жанны де Тиньонвиль. Но такой, как Жанна, больше нет. По иронии судьбы, чтобы встретиться с ней, понадобилось приехать в Беарн.
Прошло несколько дней, прежде чем Генрих ухитрился оказаться наедине с девушкой. Жанна собирала в саду цветы. Увидя, что он приближается, она поставила корзинку и, казалось, собралась убежать. Король преградил ей путь, девушка покраснела и сделала реверанс.
Генрих широким шагом подошел к ней и приподнял, взяв за локти; она оказалась легкой, сущим ребенком; и ахнула, когда ступни ее оторвались от земли.
— Ага, — сказал он, — попалась. Теперь никуда не денешься.
Ее голубые глаза округлились; казалось, она не поняла.
— Ты избегала меня, или мне это почудилось?
— Сир, я не понимаю, о чем вы…
— Сейчас поймешь. Я должен сказать тебе многое.
— Мне, сир? — Тебя это удивляет? Оставь, маленькая Жанна. Тебе достаточно лет, чтобы догадываться о моих чувствах к тебе.
— Надеюсь, я ничем не расстроила ваше величество.
— Еще как расстроила! — Генрих засмеялся. — Ты знаешь, что тревожишь мои сны с тех пор, как я увидел тебя?
— Нижайше прошу прощения…
— И есть за что. Но заслужить его ты можешь только одним способом. Остаться со мною на ночь и вернуть покой моим дневным часам.
Генрих видел, как щеки девушки заливает румянец. Она была очаровательна.
— Я вынуждена просить ваше величество отпустить меня.
— За любезность надо платить. Поцелуй в обмен на свободу.
— Кажется, ваше величество спутали меня…
— Спутал?
— С потаскухой.
Настал его черед выразить удивление. Он опустил девушку на землю, но не выпускал, держа на небольшом расстоянии, чтобы видеть ее лицо.
— Такое словечко на таких чистых устах! — насмешливо сказал Генрих. — Неужели их никто не целовал?
— Родные и друзья…
Генрих тут же поцеловал ее в губы.