-- Раздели со мной скромную трапезу, почтенный Эфрахим, -- пригласил Иуда.
Девушка помогла Эфраиму сесть, подложила за спину подушки. "Купец" счёл своим долгом отметить выдающиеся достоинства девушки, та зарделась и убежала, а хозяин благодушно пригладил свою бороду.
-- Отрада очей моих. Скоро покинет меня, уже и жениха присмотрел.
-- Немногие невесты сравнятся с ней своей красотой, -- польстил ему Эфраим.
- Красивое платье утешит любую дурнушку, -- усмехнулся Иуда, -- скажи, почтеннейший, много ли ещё у тебя этой поистине волшебной ткани, что посрамит тончайший лен ремту?
Эфраим подавил усмешку.
"Стало быть, лишь милосердие к ближнему?"
-- Достаточно, достойнейший Иуда, вполне достаточно.
Однако он ошибся. Корысть приютившего его хабиру заключалась вовсе не в тряпках. Следующий вопрос Иуды заставил его насторожиться.
-- По тебе видно, почтеннейший, что ты хорошо знаешь, с какой стороны берутся за меч и тяжесть брони тебе знакома.
-- Так и есть, -- подтвердил Эфраим, -- по правде сказать, купцом я стал совсем недавно.
-- Верно у царя Алесанраса, о котором говорят, будто он явился в грозовой туче, воинов больше, нежели мужей, понимающих в благородном искусстве торговли? -- подмигнул Иуда.
-- Что ж, ты не далёк от истины, -- кивнул Эфраим, -- но я не возьму в толк, к чему ты клонишь?
-- Ходят слухи, будто бы царь Алесанрас нуждается в некоторых товарах. И не может продать медь, которой богат Алаши.
-- Болтают всякое, -- осторожно проговорил Эфраим.
-- Говорят, будто разбойные угаритяне не пропускают на север корабли честных купцов.
-- Тоже слышал о таком, -- подтвердил "купец".
-- Поистине, боги лишили их разума, ведь они наносят ущерб сами себе, -- сказал Иуда.
Эфраим, соглашаясь, покивал, покривил губы. Действительно, какие глупцы угаритяне.
-- Царь Архальбу слишком боится ремту, а те придумали наказать Александра за нападение на своих слуг критян и попытку захвата Родоса, который вы называете Малым Иси.
-- Я слышал, царь Архальбу боится ремту лишь на словах, -- улыбнулся Иуда, -- многие его люди готовы торговать с Алесанрасом. Кроме того всегда найдутся смелые мужи, которые не испугаются ни ремту, ни пиратов-кефтиу, ни самой Девы Шеоль. Если бы Алесанрас обратился к ним...
-- Что же мешает ему? -- спросил Эфраим.
-- Полагаю, он даже не слышал о них, -- вздохнул Иуда, -- а ведь они могли бы снабдить его оловом и скупить медь, да и сами не остались бы в накладе. За пару локонов Священного Йаху до сезона штормов можно успеть хорошо обернуться.
Эфраим задумался.
-- Эти люди должны быть поистине бесстрашными. Идти против ремту опасно.
-- Кто убоится вод, пусть сидит на берегу.
-- Но и на берегу небезопасно, -- покачал головой Эфраим, -- у Дома Маат повсюду глаза и уши. Боюсь, те, кто поможет храбрым мореходам, могут быть обвинены в измене. Более того, даже братья от них отрекутся.
-- Как знать, как знать...
Некоторое время они молчали. Иуда налил себе и гостю вина. Отпил немного, покатал во рту языком и, несколько понизив голос, заговорил:
-- Мой младший брат Иосаф -- не последний человек в Доме Маат. Для наших он отступник, изменник. Он даже принял имя ремту и нашего почтенного отца вместо честного погребения в саване, ибо сказано: "прах к праху", набальзамировал селитрой, содой и миррой, да запихал сушёное тело в Неб-Анх, упокоив в гробнице.
Он степенно обтёр ладонью усы и бороду. Продолжил:
-- Но я его не осуждаю. Он стал воистину высокородным ремту, а наши князья, в том числе -- брат мой Равахим, лишь пытаются казаться таковыми. Они окружают себя роскошью в жалких палатках, увешиваются золотыми побрякушками и оружием ремту. Но всё равно выглядят жалко. И Дети Реки смеются над ними. Бесстыдно говорят, что "князь хабиру может ездить на боевой колеснице в нашем платье и священном золоте, жить в Уасите, иметь наложниц, и при этом драть овцу".
Эфраим смущённо кашлянул. Иуда не обратил на это внимания.
-- Дети Реки высокомерны. Нас недолюбливают, нам трудно пробиться среди торговцев ремту, которых защищает фараон. Нас стараются запереть в тесном мирке, ограничить во всём, но при этом не гонят и позволяют жить своим обычаем. Даже иметь невольников, что у самих ремту строго-настрого запрещено. Правда, они придумали для этого особый налог.
Во время своего рассказа Иуда не смотрел на Эфраима, теперь же он поднял на него глаза. Их взгляды встретились.
-- Впрочем, к делу. Скажу сразу, я не допущен к таинствам фараонова двора, не с бараньей головой лезть в оружейный ряд. Зато, ни купеческий караван ханаанеев, ни воинство Величайшего не пройдёт незамеченным мимо пары "презренных пастухов".
-- И какова цена, достойнейший? -- Эфраим прищурился, -- за наблюдательность этих "презренных"?