Неугасимый огонь (СИ)

О политике отца Александру не раз и не два напомнил Парменион и впервые царь высокомерно не одёрнул старого полководца, не вспылил, выслушал внимательно. Лишь ближайшие друзья знали, чего это ему стоило. Он всегда был прям, как стрела, и зачастую осуждал отцовское коварство. Но именно отец, хитрый, как лиса, изворотливый двуязыкий одноглазый хромец из ничего создал армию, с которой Александр дошёл до Тира. Дошёл бы и до края Ойкумены, если бы не вмешательство богов...

Но ведь и Ахиллу боги не позволили взять Трою! А преуспел в том Одиссей. Хитроумный Одиссей.

Так кем следует стать? Идти напролом, уподобившись предку? Покрыть себя славой и умереть без пользы, не увидев победы? Или принять иную судьбу?

Долгие годы в изголовье постели царь хранил "Илиаду". Она была той богиней, за которой он следовал. Но она вела в никуда.

Он проклят, обречён скитаниям на краю света, без надежды вернуться. С горсткой соратников он вынужден бороться против невероятно сильных врагов, могущественных настолько, что меч против них не подмога. Но все же есть у него оружие, что способно одолеть их. Это оружие -- разум.

Боги, сколько сходства... Неужели он всю жизнь ошибался, избрав жребий летящей звезды? Звезда оказалась падающей, а он не увидел иного огня, не столь яркого, но способного гореть всю долгую ночь. Ведь царь Итаки преодолел все препоны, победил всех врагов и его тоже помнят в веках, слагают песни. И кто? Все тот же великий слепец!

Так разве меньше славы обрёл Одиссей? Да, о нём помнят не как о величайшем воине, хотя немало подвигов он совершил под стенами Трои. И все же его слава бессмертна. И стоит в одном ряду со славой Ахилла.

"Значит вот таков мой жребий... Что же, пусть будет так".

Тутмос бряцает оружием, а мы поступим иначе.

-- Известно ли твоему народу, достойнейший Хуцция, поговорка: "Враг моего врага..."

-- "...мой друг", -- закончил наследник.

Он наклонился вперёд, слушая Александра очень внимательно.

-- Ты предлагаешь нам союз против мицри, царь Алекшандуш? Ты собираешься объявить им войну?

-- Нет, -- качнул головой Александо, -- воевать с ними я не собираюсь. Но вы сами видите, как далеко уже зашёл Тутмос.

-- Манабхарра воюет с Митанни, -- заметил Муваталли, -- они давние враги Страны Реки.

-- Воюет и побеждает, -- согласился царь, -- а кто будет следующим?

-- Шанкара, -- пожал плечами Первый Страж.

-- Вавилон, -- подсказал царю Итту-Бел.

-- Возможно, в течение нескольких лет Тутмос возьмёт и Вавилон. А потом?

-- Муваталли, наш царственный гость прав, -- сказал Хуцция, -- мицри все больше наращивают своё могущество. Я не вижу причин, почему бы они отказались от завоеваний, раз одерживают победы.

На "гостя" Александр не обиделся. Пусть шатёр его, но земля, на которой он стоит, принадлежит хеттам.

-- Я предлагаю вам оборонительный союз, симмахию, -- сказал Александр, -- пусть великий царь хатти признает царство Киццувадну не данником, а равноправным союзником. Пусть не оказывает более помощи свергнутому Пиллие, но признает меня законным властителем Киццувадны.

Он понизил голос

-- А поскольку Киццувадна встанет на пути Тутмоса, считаю справедливым, если хатти окажут мне некоторую помощь.

-- Какую? -- спросил Хуцция.

-- И ты, царь, ещё ничего не сказал о величине возмещения, которое желаешь получить, -- добавил Муваталли.

-- Я хочу получить две тысячи лошадей.

Хетты переглянулись.

-- Не высока ли цена? -- усмехнулся Александр.

-- Не высока. -- подумав, ответил Хуцция, -- однако без дозволения отца моего я не могу заплатить сей выкуп. Пусть пленённые тобой воины останутся до поры в заложниках, мы же надеемся, что ты не причинишь им зла.

-- В том нет необходимости, -- ответил царь, -- я отпущу всех ваших людей немедленно, полагаясь на честность хатти, о которой много наслышан. И не будем говорить о выкупе. Пусть будет объявлено, что эти две тысячи лошадей передаются мне по доброй воле, как союзнику. Я же надеюсь, что мы установим тесные дружеские связи между нашими царствами и обязуюсь освободить от пошлин всех купцов хатти, что будут ездить через Киццувадну.

Эвмен составил договор на эллинском, а хуррит-переводчик на хеттском языке. Хуцция ознакомился с ним, протянул папирус Муваталли. Взглянул на Александра.

-- Ты поистине наиблагороднейший муж, Алекшандуш из Аххиявы.

Когда хетты покинули шатёр, Хуцция повторил эти слова, добавив к ним:

-- Это великий день, Муваталли, великое приобретение -- такой союзник.

Первый Страж скептически хмыкнул:

-- Я смотрю, он очаровал тебя? Позволил нам сохранить лицо... -- и добавил совсем негромко, -- не вышло бы так, что мы поставили козла охранителем огорода...

Глядя в спину удаляющимся хеттам, Эвмен прошептал:

-- Бойтесь данайцев, даже дары приносящих...

-- Ты не прав, -- сказал Александр, -- я действительно намерен жить с ними в мире. Наш враг -- Тутмос. Сейчас он намного сильнее нас, потому нам необходимы друзья.