Неугомонные бездельники

- А пригласительные мне, что ли?.. Давай, а то Нинке скажу, она заставит.

- Ну, на-на!.. Что там тебе надо? Уважаемый сосед?.. Пожалуйста, - и я застрочил на бумажке. - "Уважаемый сосед!.. Приглашаем на концерт!" На и отвяжись!

- Мало! - сказал Борька. - Куда приглашаем? Что смотреть?

- О, нашел Пушкина!.. Хотя... где наша не пропадала. Дай-ка! - Я взял листок и приписал: - "Торопись под третью крышу!.. Что смотреть?.. Смотри афишу!.." На, Кощей Бессмертный!

- Во жарит! Во комиссарище! - воскликнул Борька и убежал.

Едва я снова задумался, заскочил Генка.

- Нинка коврик какой-то просит... Говорит, ты обещал.

- А, черт!

Я достал "Богатырей", отдал Генке и сел. На пригласительных стихах я набрал такую скорость, а тут тормозят!.. Значит, мы бы сделали и сами, если б дали огород... Сами - с усами... Как бы Лазорскому усы приляпать?.. Ха! Сам с усами! Это же не обязательно усы иметь!.. И я живо докончил куплет, и еще какой! Степан Ерофеевич только крякнет!..

Не успел я переписать его начисто - опять примчался запыхавшийся Генка и сказал, что Нинка меня требует немедленно, потому что есть идея, с которой без меня не справиться. Я любил быть там, где без меня не справляются, и мы понеслись к Куликовым. Оказалось, что Нинка решила крыльцо превратить в настоящую сцену, а для этого его нужно чем-то закрыть сверху.

- Тогда и темней будет, и уютнее, и вообще! - сказала Нинка. Подумай, по-мальчишески!

- А частушки?

- Хватит сколько есть. Все равно ты еще на руках ходишь. Сцена важнее... Бери Славку и думайте.

Мы со Славкой задрали головы, переводя взгляды с одних сеней на другие. Метра три с гаком... Можно просто: две жерди и доски, но где их взять?.. К Лазорскому сходить. Не насовсем же, вернем после концерта. Я сказал Славке, и мы пошли к управдому.

Лазорский, раздетый по пояс, сидел на крыльце и хрумкал огурцом. Мы ему выложили просьбу. Он подумал, доел огурец и повел нас в свой огород.

- Вот такие сгодятся? - спросил он, указывая в подсолнухи, за морковную грядку, где вдоль забора лежал штабелек длинных брусков пять на пять.

- У! - гуднул я. - Самый раз.

- Берите пару.

- А можно три, чтоб не провисало?

- Берите три, но не сломайте. Сцена - это хорошо, а мне забор надо перегораживать.

Бруски были новенькие - белые и пахли смолой. Мы отделили три штуки и понесли. Лазорский развалисто шел впереди.

- А вы читали программу концерта? - спросил я.

- Читал. Существенная программа.

- А придете?

- Не знаю. Разве что оградные частушки послушать.

- Конечно. Там даже один куплет про вас есть.

Лазорский остановился и, обернувшись, спросил:

- Про меня?.. Это какой же?

- А вот приходите - услышите.

- А все-таки?

- Не можем - концертная тайна! - гордо заявил я.

- Ишь ты. А если что нехорошее?

- Все равно тайна.

- А ну-ка опустите пока бруски. А то, я смотрю, вам тяжело держать их вместе с тайной-то, - добродушно, но твердо сказал вдруг управдом.

- Да что вы, Степан Ерофеевич, ничего плохого про вас! - воскликнул я.

- Опустите-опустите... Вот так... Так что там про меня?

- Да то, что...

- Стихами-стихами, - перебил Лазорский. - А то не выпущу.

- Пожалуйста! - небрежно сказал я. Черт меня дернул выболтнуть! Не отказываться же теперь от брусков! И я прочитал:

Нам приходится несладко,

Дяди, тети и отцы!

Вот бы сделать спортплощадку

Там, где спеют огурцы!

Мы бы сделали и сами,

Если б дали огород.

Но Лазорский, сам с усами,

Огорода не дает!

Лазорский шоркнул пальцем под своим носом, точно проверяя, нет ли в самом деле усов, и воскликнул:

- Ах, вон куда прицел!.. Так-так. Сейчас я кое-что начинаю понимать. Значит, в лоб не удалось, решили сбоку ударить!

- В какой лоб? - спросил я.

- Анечкин огород - это что, не лоб?

- Это не мы. Вы сами разбирались.

- Вас разберешь! На то вы и ребятня, что - хвать! - и концы в воду!.. А на меня частушки зря сочинили. Народ хозяин над огородами, а я тут ноль без палочки. Так что, Кудыкин, вычеркивай свои куплеты к чертовой матери! Прославите ни за что на весь город. Мучитель детей, скажут. Вычеркивай.

- Ну, тогда сами вместо частушек выступите и потребуйте, чтобы нам дали место! - заявил я.

Растопырив толстые пальцы, Лазорский прижал к груди ладонь и умоляюще протянул:

- Ребятки, ну какой дурак, извините, отдаст вам свой огород под футбол? Вы подумайте!

Славка не выдержал и сказал:

- А разве дядя Федя дурак?.. Он нам отдал весь свой огород. Пять метров!

Лазорский нахмурился.

- Это какой дядя Федя? Федор Иванович?.. Ну, милые, не знаю. Если уж вы меня лично берете за горло, то пожалуйста - метр от моего огорода режьте! А чтобы весь - вы хоть на вокзальной площади пойте про меня - не дам.

- Метр - что? Один да пять - шесть, - грустно подвел я. - На шести метрах только семечки щелкать.

- Не знаю, - повторил управдом. - Говорите с народом сами, а меня ни в частушки, никуда не втягивайте. Обещаете - берите бруски, а нет... - он расстроенно махнул рукой.

Жаль было сдаваться, но Степан Ерофеевич так серьезно расстроился, и так нам требовались бруски, что я сказал:

- Обещаем, - и вздохнул.

- Ну и молодцы.

- Только нам бы еще три-четыре доски метра по два.

- Глянем в сарайке.