Неугомонный

Но то, что Архилох увидел затем, ужаснуло его больше всего. Наксосец огромного роста тащил маленькую красавицу Необулу, прижимая ее к своему щиту. Бедная девочка была вся в крови и кричала из последних сил.

Архилох взял в руки большой камень из развалин здания (если бы он не был так возмущен, он, может быть, не поднял бы его так легко) и швырнул его в негодяя. Камень попал в голову наксосца, и тот упал замертво, выпустив девочку из рук. Как раз в это время показались на дороге хорошо вооруженные паросские воины, вышедшие навстречу нападающим. Шедшие мимо наксосцы решили, что они попали в засаду, побросали добычу и убежали.

Архилох поднял обессиленную девочку, всю исцарапанную, и понес ее домой глухими, только одному ему известными тропинками. Ему удалось дойти до дома никем не замеченным; охрана узнала его и впустила в ворота. Он направился прямо к дому Необулы, увидел Ликамба и его рыдающую жену и отдал им девочку. Ликамб со слезами радости обнял и поцеловал Архилоха.

— Почему ты решился рискнуть свой жизнью, чтобы спасти нашу дочь? Из дружбы к нашей семье?

— Нет, не потому, — ответил Архилох и пропел:

Да, точно нимфа прекрасна она; и тот будет счастлив,
Кто ее в жены возьмет!

— Какие хорошие стихи ты знаешь! Жаль, что ты еще мальчик, а не то ты мог бы потребовать Необулу себе в жены как ее спаситель.

— Как Персей, спасший Андромеду?

— Вот именно! — сказал Ликамб. — Но об этом еще рано думать.

О подвиге маленького Архилоха говорил весь город. В награду за спасение дочери Ликамб, посоветовавшись с Телесиклом, сделал Архилоху замечательный подарок — свитки с написанными на них поэмами Гесиода.

Однако списки предков знатных родов, о которых говорил Архилоху его отец, не заинтересовали Архилоха. Больше всего взволновала его поэма «Работы и дни». Он узнал, что Гесиод был простым крестьянином, не имевшим божественных предков, тем не менее музы сделали его величайшим поэтом, богобоязненным и справедливым человеком, а потомки богов, беотийские владыки, были несправедливыми насильниками: получив подарки от брата Гесиода, Перса, они обманом присудили ему землю Гесиода.

И, чтобы осрамить этих потомков богов перед всем светом, Гесиод сочинил басню о соловье и ястребе:

Басню владыкам скажу — хоть и сами смекают прекрасно.
Некогда так говорил соловью сладкозвучному ястреб,
В цепких когтях уносивший его в поднебесные тучи.
Жалости бедный просил: искривленные когти глубоко
В нежное тело впились... И надменно сказал ему ястреб:
«Что же ты, глупый, кричишь? Над тобою ведь ныне владыка
Много знатнейший, чем ты, и, хотя ты певец знаменитый,
Всюду за мной полетишь, моему подчиняясь капризу.
Коль захочу — проглочу, захочу — и верну тебе волю!»
Так говорил ему ястреб крылатый, могучая птица.
Тот, кто захочет тягаться с сильнейшим, — безумец: лишится
Он и победы желанной и муки претерпит позора.

Гесиод привел эту басню сразу же после того, как он рассказал о насилиях и несправедливостях беотийских владык. Легко было понять, что соловей — это поэт, а ястреб — это владыка, потомок богов.

И Архилох решил, что он тоже будет сочинять басни для обличения несправедливостей «потомков богов».

Архилох вспомнил слова своего учителя, что самые красивые басни египетские. Он попросил учителя рассказать ему эти басни, и тот рассказал несколько самых лучших. Больше всего Архилоху понравилась египетская басня об орле и кошке: правда, Архилох никогда не видел кошки (на Паросе кошки не водились), но он знал, что это какое-то животное, похожее на ласку или лисицу — греки держали дома не кошек, а ласок. Ласки, как у нас кошки, ловили мышей. Мы скоро увидим, как пригодилась ему эта басня, когда он стал взрослым.

В разговоре с отцом Архилох однажды сказал:

— Какие злодеи эти наксосцы! Они убивают людей, которые им ничего не сделали, грабят чужое добро и уводят в плен женщин.

Отец ответил ему:

— Наксосцы в самом деле злодеи, но не потому, что они убивают и грабят наших граждан. Закон наказывает только за обиды, причиненные своим согражданам, а жителей других городов он не защищает. Когда мы совершали набеги на Наксос или нападали на их корабли в открытом море, мы также убивали их граждан, грабили их добро, уводили их женщин.

— Но разве справедливо убивать и грабить людей только за то, что они из другого государства?