Неугомонный Носир

Головы наши, казалось, распухли от разных дум. Порою меня одолевали страшные мысли, и тогда сердце сжималось и замирало от страха. А потом я снова видел перед собой Носиршатраму, который по привычке прикладывал правую руку к виску и, отдавая честь, говорил: «Клянусь, это больше не повторится! Клянусь, в последний раз!» И мне становилось легко, словно бы ничего не случилось.

— Смотри, уже начинает темнеть, — сказал Шерали.

И правда, солнце спряталось за вершины гор, наступал вечер. Надо было возвращаться на стоянку. А вдруг Носиршатрама проспался и дожидается нас там?

Эта мысль ободрила нас, и мы двинулись в обратную дорогу. Пробираясь по узкой, заросшей тропинке, мы вдруг увидели на земле… тюбетейку. Это была тюбетейка Носира! Чёрная, с белым кантом. Мы несказанно обрадовались. Да и как было не радоваться? Ведь это был знак — след, оставленный нашим другом! И мы снова с удесятерённой силой стали звать нашего Шатраму. Однако никто не откликнулся. Тогда мы со всех ног бросились бежать к стоянке, почему-то уверенные в том, что Носиршатрама уже вернулся туда.

…Ещё издалека увидев нас, к нам поспешили Аликул-ата, мой отец и с ним ещё два чабана. Но Собир-амака с ними не было, и Носиршатрама не бежал навстречу.

— Ну что? Не нашли? — спросил Аликул-ата. — Говорили же мы, что парень без спросу ушёл в кишлак… Видно, так оно и есть!

— Вот его тюбетейка, — сказал Шерали.

— Тюбетейка? — встревожился мой отец. — Где вы её нашли?

— В нижней части ущелья, у Ширчашмы.

— Посмотри-ка, Касым, — сказал Аликул-ата, — тюбетейка-то порвана. Чьи-то острые когти продырявили её…

— Плохой это признак, — покачал головой отец. — Похоже, что мальчонку какой-то хищник…

— И правда, Касым-ака, — подхватил слова отца один из чабанов. — Это, похоже, когти барса…

Я вздрогнул. Бедняга Шерали тоже едва держал себя в руках.

— Во-первых, — возразил Аликул-ата, — это не когти барса. Во-вторых, барс напал бы на мальчика, а тюбетейка зверю ни к чему. Поэтому нельзя так отчаиваться и терять надежду. Лучше идти, чем сидеть, говорят узбеки…

Чабаны загнали овец и снова отправились на поиски. На стоянке остались лишь Аликул-чабан, Ойнос-биби и мы с Шерали. Был с нами и Полвон.

В КАРГАСХОНЕ

Поздно ночью вернулся Собир-амак. Его нельзя было узнать. Лицо пожелтело, словно осенний лист. Веки распухли, в глазах застыли слёзы.

А мы с Шерали поступили, конечно, как глупые мальчишки. Не успел Собир-амак войти в палатку, как мы тут же сунули ему в руки тюбетейку Носира.

Собир-амак схватил тюбетейку, прижал к груди… Потом спросил прерывающимся голосом:

— Где… вы… её нашли?

Мы подробно ему рассказали. Выслушав нас, Собир-амак снова ушёл в горы.

А мы не спали — всё думали о нашем пропавшем друге. Что же случилось с неугомонным Носиром? Куда он запропастился?

Аликул-чабан, позабыв про сон, сновал между загонами, словно челнок. Повесил на руку фонарь и знай себе ходит.

Общее волнение, видимо, передалось и Полвону. Он в беспокойстве кружил вокруг загона, лаял. Временами пёс куда-то пропадал, потом снова возвращался и снова лаял, словно звал за собой.

— Лает не без причины, — сказал Аликул-ата, войдя к нам в палатку. — Там, в ущелье, или волк, или какой другой зверь.

…Очень медленно тянулась эта ночь. Усталые вернулись мой отец и чабаны. Они облазили все окрестности, но напрасно — Носира нигде не было.

— Странное дело, — сказал отец, — на дороге к Ширчашме я видел нашего Полвона. Он мчался стремглав. Что ему нужно в горах?

И как раз в это время вдалеке послышался лай.

— Неспроста Полвон лает и мечется, — повторил Аликул-ата свои предположения.

Но отец не придал значения его словам.

— На то он и пёс, чтобы лаять.

Отец устало прилёг на мою постель, а мы вышли из палатки.

— Шерали, — обратился к сыну старик, — беги скорей за ружьём, пойдём в ущелье к Полвону, посмотрим, что там случилось.

Через несколько минут мы уже поднимались в горы. Было очень темно. Казалось, в такой кромешной тьме и шагу не ступишь — сразу упадёшь. Но мы всё же шли, спотыкаясь о камни, корни деревьев, налетая на кусты. Старик шёл впереди, нетерпеливо подгоняя то меня, то сына.

Лай Полвона слышался всё ближе. Увидав нас, пёс помчался вперёд, и мы заторопились следом, стараясь не отставать от него. Полвон бежал быстро, потом вдруг остановился, насторожил обрубленные уши и, будто учуяв что-то, снова бросился вперёд.

— Пёс явно чем-то обеспокоен, — заметил старый чабан. — Видно, там впереди притаился какой-то хищник. Приготовь-ка на всякий случай ружьё, Шерали.

Я целое лето прожил в горах, но впервые видел эти глубокие ущелья в такую тёмную ночь. Они казались сейчас сказочными, бездонными пропастями. Скалы были острее и неприступнее. Слышались голоса ночных птиц, шуршание змеи в траве, шум срывающихся в пропасти камней. Но мне сейчас не было страшно. Мы шли и шли вслед за Полвоном, боясь потерять его из виду.

Возле самой Ширчашмы Полвон внезапно остановился, поднял голову и звонко залаял. Это было как раз на том месте, где мы нашли тюбетейку Носира. И тут вдруг откуда-то сверху, с огромной высоты, до нас донёсся слабый крик: