Отец широко раскрыл глаза и внимательно посмотрел на меня: видно, не поверил и хотел расспросить получше. Хотя отец мой был опытным чабаном, но свирепый вид Полвона и в его сердце вселил страх. А когда Полвон принялся обнюхивать его ватный халат и сапоги из сыромятной кожи, мне даже почудилось, что отец задрожал.
— Эй, Алобой! — в замешательстве проговорил отец первое, что попалось на язык.
— Это не Алобой, а Полвон! — поправил я.
— Вот как! Полвон, Полвон!
А тот, видно, уже понял, что этот человек не его хозяин, и отстал от нас.
Отец был изумлён. Я подробно рассказал о том, как появился Полвон и как он вёл себя.
— Ясно, что это пастуший пёс! — заключил отец. — Беги, Гайратджан, отвори пошире наши ворота! — взволнованно сказал он мне.
Я проворно открыл ворота. Пугливые бараны, наверно, ни разу в жизни не видели ворот с таким высоким порогом и не решались перескочить. Даже чёрный козёл остановился, поставив на порог передние копыта. Он оглянулся на отца, подгонявшего его, и, наконец, прыгнул во двор, а вслед за ним и всё стадо. Полвон тоже вскочил во двор, осмотрелся и тут же вылетел на улицу, будто во дворе его встретили палкой.
— Полвон! Полвон! — звал его отец.
Но пёс не вернулся. Он побежал в верхний конец кишлака по той дороге, которая вела на Дашти-Калон.
Приказав мне разместить стадо, отец было уже собрался пойти ловить пса, когда Полвон вернулся сам. Взгляд его был тревожен, язык свисал из открытой пасти. Пёс подбежал к нашим воротам, но войти всё же не решился. И снова повернул прочь от дома. И тогда отец побежал вслед за Полвоном. «Да можно ли найти его в такой темноте? — подумал я. — Пустые хлопоты!»
И действительно, отец долго не возвращался. В голову мне лезли всякие нелепые мысли. «Может, Полвон и не собака вовсе, а барс или какой другой зверь», — думал я.
Мама тоже была встревожена и расспрашивала меня, что это за необыкновенная собака. Наконец я не выдержал и решил пойти на поиски. Но тут отец вернулся сам. Усталый, насупленный и… без Полвона. У него был такой вид, будто случилось какое-то несчастье. Он безжалостно корил себя за то, что упустил такого пса.
— Пойди, сынок, запри ворота, — сказал он мне, видимо уже потеряв всякую надежду, что Полвон вернётся к нам.
Я запер ворота и, как обычно, подпер их шестом. Мама расстелила на суфе под карагачем курпачи и ковры, вынесла из дому лампу с круглым фитилём. Отец вымыл руки, Ханифа расстелила дастархон. Мы сели ужинать.
Под суфой лежал наш пёс Неккадам. Щенка отец принёс три года назад. Неккадама расхваливали, говорили, что когда он вырастет, то станет отличным волкодавом. И в самом деле, Неккадам не был плохим псом. Рос крупным и сильным — сильнее других собак нашего кишлака. Он хорошо ел, а ещё лучше спал! Дремал он постоянно — и днём и ночью. И казалось, ни ветры, ни ливни не могли ему помешать.
— На-ка, Гайратджан, возьми, — сказала мама, подавая мне блюдо с пловом.
Я поставил блюдо на середину дастархона. Плов был горячий, но, как обычно жарким летом, пара над блюдом не было видно. От плова исходил такой вкусный запах, что у меня потекли слюнки. Даже Акбар, сонно молчавший до сих пор, протянул ручки к блюду и пролепетал:
— Дай, мама! Дай!
Мама принесла дощечку для нарезания мяса и тоже села за дастархон. Отец нарезал мясо. Кости он бросил Неккадаму. И, вспомнив Полвона, снова заговорил о нём.
— Хорош был пёс, да вот проворонили вы его! — подзадорила мама.
— Это был не просто пёс, — вздохнул отец, — это было настоящее волчье горе! Гроза волков!
Мы уже поели, а отец всё ещё расхваливал Полвона. Он рассказывал о податливости, находчивости, смелости и верности пастушьих собак…
Вдруг кто-то сильно толкнулся в наши ворота.
— Кто там? — воскликнул отец.
Ответа не было.
Неккадам проснулся и, рыча, побежал к воротам. Не успел он сделать и нескольких шагов, как под ноги ему кто-то тяжело шлёпнулся с глиняной ограды. Неккадам сцепился с каким-то неведомым хищником. Заметались в загоне испуганные бараны. Нежданный гость вдруг вырвался и метнулся в глубину двора, к курятнику. Бедные куры переполошились и отчаянно закудахтали.
Мы как сидели вокруг дастархона, так и замерли, ошеломлённые столь неожиданно поднявшейся суматохой. Ханифа крепко вцепилась в меня обеими руками. Мама испуганно прижала к себе Акбара. Раньше всех опомнился отец. В два прыжка он уже был возле курятника.
— Не бойтесь! Не бойтесь! Это Полвон! — воскликнул он удивлённо и радостно.
— Да пропади он пропадом, ваш Полвон! — сказала мама. — Никак не отдышусь от страха!
Я подбежал к отцу. Мать принесла горящую коптилку. И при её тусклом свете мы без труда разглядели Полвона. Шерсть у него была взъерошена, зубы оскалены. Он собирался броситься на Неккадама, но, увидев отца, изменил своё намерение. Полвон подошёл к отцу и снова обнюхал его одежду. На этот раз отец не испугался: он погладил Полвона по голове и, нагнувшись, взял в руки обрывок пёстрой верёвки, болтавшейся на шее пса.