— И правильно сделал, — заметил мой отец. — Твой Носир немного озорной, шалун, но он исправится. Подрастёт и исправится.
— «Шалун»! Сорвиголова парень! Матери ведра воды не принесёт, а на всякие проказы — по деревьям лазать да подраться — он мастер!…
— Надо ребят предупредить, — прервал его мой отец, — чтобы они были осторожными в горах.
Здесь и пропасти, и крутые обрывы, и река горная, бурная.
— Верно, Касым-ака, — согласился Собир-амак. — Завтра же надо будет поговорить с ними…
Однако наутро Собир-амак, видно, позабыл о своём намерении. А я решил, что сам буду присматривать за Носиром.
Носиршатрама будто и вправду оставил в кишлаке все свои дурные привычки. С палкой в руке он шагал рядом со мной — пас отару. Сидя на зелёных пригорках, мы без умолку рассказывали друг другу сказки, пели песни. Порою спорили о названиях тех или иных горных трав. Случалось, даже хватали друг друга за шиворот, но вечером как ни в чём не бывало возвращались на стоянку. Мы стали хорошими помощниками наших отцов. Мы уходили в горы каждый день, а отец и Собир-амак сопровождали нас по очереди.
Прошло уже два дня, как Носиршатрама жил с нами. Вечером мы, как всегда, собрались возле нашей палатки. Собир-амак, ловко орудуя иглой и шилом, зашивал мукки[8]
, а мы с Носиршатрамой слушали радио. Вдруг вдали мы заметили какого-то мальчика.— А вот и гость к нам пожаловал! — воскликнул отец. — Это Шерали, младший сын Аликула-чабана.
Шерали был высоким и стройным, с ясными карими глазами. На нём был пиджак и брюки, заправленные в красные кожаные сапожки. На голове — казахская войлочная шляпа с широкими, загнутыми вверх полями.
Мы познакомились. Шерали был на год старше нас. Он перешёл уже в восьмой класс. Шерали хорошо говорил по-таджикски. Видимо, и поэтому мы с ним подружились очень быстро.
Наш новый товарищ оказался спокойным, скромным и молчаливым. «Сам себя не восхваляй, пусть тебя хвалят другие», — сказал он, когда Носиршатрама расхвастался о своих «подвигах» в школе, и Носиршатрама прикусил язык. Горы Шерали знал хорошо. Он пас отару здесь третье лето.
Однажды мы втроём отправились за хворостом. Нашим проводником был Шерали; он, погоняя осла, шёл впереди. Скоро мы добрались до арчовой рощи. Здесь росли большие и толстые деревья. Привязав ослов, мы принялись собирать хворост.
— Гайрат! — вдруг позвал меня Носиршатрама. — Я хочу пить. Пойдём посмотрим, нет ли здесь какого-нибудь родничка.
Я согласился.
— Поблизости нет ни одного источника, — сказал Шерали.
Но Шатрама заупрямился.
— Хоть из-под земли, да найду воду! — сказал он и начал спускаться в ущелье, а я остался.
Мы с Шерали собрали четыре вязанки хвороста и присели под старой, может, даже тысячелетней арчой. Пора было в обратный путь. Мы уже навьючили наших ослов, однако Носиршатрама всё ещё не возвращался.
— Что с ним могло случиться? — взглянул на меня Шерали. — Не сквозь землю же он провалился?
— Не знаю, — отвечал я, оглядываясь вокруг.
Стояло ясное летнее утро. В роще на разные голоса заливались птицы. Высоко в поднебесье, распластав крылья, парил орёл. В когтях он держал что-то чёрное, похожее на камень. «Как это ему удалось поднять камень, да и для чего ему камень?» — подумал я.
Шерали тоже следил за орлом.
Вдруг орёл выпустил свою ношу. Камень стремительно полетел вниз. Орёл плавно опустился на дно ущелья и, снова подхватив камень когтями, взлетел на скалу и принялся клевать.
— Понял уловку орла? — с улыбкой спросил меня Шерали.
— Признаюсь, нет.
— Это не камень, а черепаха, — пояснил Шерали. — Панцирь её слишком твёрдый, и орёл не может добраться до мяса. Поэтому орёл сбрасывает черепаху с большой высоты, чтобы разбить панцирь.
— А соображает этот стервятник! — сказал я, восхищённый находчивостью орла.
— Но что же всё-таки случилось с Носиршатрамой? — встревожился Шерали. — Неужели он до сих пор ищет воду?
— Уж не заснул ли он где-нибудь, — отвечал я, чувствуя, что в сердце закрадывается непонятный страх.
— Разве он такой соня?
— Ещё какой! Стоит ему только прилечь, как он тут же и захрапит.
— Тогда немедленно нужно искать его! — вскочил с места Шерали.
Мы принялись кричать что было сил. Горы отвечали нам гулким эхом. Поднялись в воздух потревоженные птицы. Затихли красноногие куропатки. Носиршатрама не откликался.
— Видно, и в самом деле он где-то крепко уснул, — заметил Шерали.
— И всегда он такой, — распалялся я, — то уснёт, то отстанет! Одно слово — шатрама!
— Однако ждать, пока он выспится, пользы мало. Нужно начинать поиски, — решительно сказал Шерали. — В этих диких местах какие только хищники не водятся!
— Тогда — на поиски!
— Пошли!
ДИКИЙ ЗВЕРЬ
Не знаю, где лазил бедняга Шерали. Мы разошлись в разные стороны.
Я спустился в ущелье. Горы теснились вокруг. Здесь, на дне ущелья, темно, словно уже наступил вечер. Я оглянулся вокруг и немножко струсил. Арчовые пни и большие камни среди травы казались мне дикими кабанами. Хоть и страшно было, но надо искать друга, и я, продолжая громко звать Носиршатраму, снова пошёл вперёд.