Неугомонный

— Что не согласилась выйти за тебя?

— Этот вопрос не дает мне покоя.

— Нет, не сожалела. Тогда решение было правильным и пусть останется таким после стольких лет.

Валландер молчал. Он понял. Зачем ей вообще было думать о браке с иностранным полицейским, когда она совсем недавно потеряла мужа, тоже полицейского? Валландер помнил, как пытался уговорить ее. Но, если б они поменялись ролями, как бы поступил он сам? Какой сделал бы выбор?

Они долго сидели, не говоря ни слова. В конце концов Байба встала, погладила Валландера по волосам и исчезла в доме. Он заметил, что боли вернулись, и решил, что она пошла сделать укол. Но она не возвращалась, и он тоже пошел в дом. Байба уснула на его кровати. Проснулась она уже к вечеру и, когда сообразила, где находится, спросила, нельзя ли ей остаться на ночь, чтобы утром переправиться на пароме в Польшу, а оттуда продолжить путь домой, в Ригу.

— Слишком далеко для тебя, столько времени за рулем, — разволновался Валландер. — Давай я отвезу тебя в Ригу. А потом вернусь самолетом.

Она покачала головой, ответила, что приехала одна и обратно поедет тоже одна. Валландер настаивал, и она вдруг рассердилась, накричала на него. Но быстро осеклась, попросила прощения. Он присел на край кровати, взял ее за руку.

— Я знаю, о чем ты думаешь, — сказала она. — Как долго еще? Когда Байба умрет? Будь у меня хоть малейшее предчувствие, что время пришло, я бы не осталась. Даже не приехала бы. Но мне еще остался месяц-другой. Как только почувствую близость абсолютного, безвозвратного конца, я не стану продлевать мучения. Могу прибегнуть к таблеткам или к инъекциям. Я рассчитываю умереть с бутылкой шампанского у постели. Выпью за то, что так или иначе изведала это странное приключение — родилась, жила и снова исчезну во мраке.

— Тебе не страшно?

Валландер тотчас прикусил язык. Как он мог задать такой вопрос обреченному человеку? Однако она не рассердилась. И он со смесью отчаяния и замешательства подумал, что она еще тогда, давным-давно, привыкла к его бестактной неуклюжести, которая крайне редко была преднамеренной.

— Нет, — ответила Байба. — Не страшно. У меня слишком мало времени. Не могу я растрачивать его на то, от чего все станет только хуже.

Она встала с постели, прошлась по дому. Внезапно остановилась у книжного шкафа. Увидела книгу о Латвии, свой давний подарок. С улыбкой спросила:

— Ты ее когда-нибудь открывал?

— Много раз, — ответил Валландер.

Он не погрешил против истины.

Впоследствии эти сутки с Байбой будут вспоминаться Валландеру как некое замкнутое пространство, где все часы словно бы остановились, а всякое движение замерло. Ела она очень мало, большей частью лежала в постели, укрывшись простыней, время от времени делала себе уколы и хотела, чтобы он оставался при ней. Они лежали в постели, без сна, порой разговаривали, а не то молчали, когда у нее не было сил говорить или она просто засыпала. Валландер тоже нет-нет засыпал, но уже через несколько минут рывком просыпался — отвык, что кто-то находится совсем рядом.

Она рассказывала о минувших годах, о разительных переменах на ее родине.

— В ту пору мы ничего не знали, — говорила она. — Помнишь советские «черные береты», которые несколько раз устраивали в Риге жуткую пальбу? Теперь могу признаться: я не верила тогда, что Советы нас отпустят. Думала, прижмут еще сильнее. Хуже всего, что никто не знал, на кого можно положиться. Выгодна ли наша свобода ближайшим соседям или, наоборот, внушает страх? Кто доносил вездесущему КГБ, этому исполинскому уху, от которого ничего не утаишь? Теперь я знаю, что ошибалась, и рада этому. С другой стороны, никому не ведомо, куда идет Латвия. Капитализм не есть решение проблем социализма и планового хозяйства, как и демократия не есть выход из всех кризисов в экономике. Вот сейчас мне кажется, мы живем не по средствам.

— Разве же не говорят о балтийских тиграх? — спросил Валландер. — О государствах, развивающихся столь же успешно, как страны Азии?

Байба хмуро покачала головой.

— Мы живем на заемные деньги. В особенности на шведские. Я, конечно, не очень-то сведуща в экономике. Но уверена, шведские банки предоставляют моей стране большие кредиты под слишком уж ненадежные гарантии. И конец тут может быть только один.

— Плохой?

— Очень плохой. В особенности для шведских банков.