Неугомонный

Валландер слушал начальника. Нет причин сомневаться: он слышал именно то, что сказано в отчете. Но Валландер знал, что трактовка статистики сродни фокусам. Всегда возможно составить статистику, одновременно и правдивую, и лживую. Валландер и его коллеги с прискорбием отдавали себе отчет, что совокупный процент раскрываемости у шведской полиции — один из самых низких на Западе. Хотя и не думали, что нижний предел уже достигнут. Негативное развитие будет продолжаться. Постоянные бюрократические преобразования влекли за собой опять-таки постоянно растущий поток нераскрытых преступлений. Дельные полицейские подразделения ликвидировались или же реформировались до тех пор, пока вообще не переставали функционировать. Стало куда важнее добиваться статистических показателей, чем по-настоящему расследовать преступления и отдавать преступников под суд. К тому же Валландер, как и большинство его коллег, считал, что приоритеты распределяются неправильно. Когда руководство шведской полиции решило, что «мелкие преступления» надлежит терпеть, рухнули остатки доверительных взаимоотношений между полицией и обществом. Рядовой гражданин вовсе не считал естественным и приемлемым, что обокрали его автомобиль, гараж или летний домик. Граждане хотели, чтобы и такие преступления раскрывались или, по крайней мере, расследовались.

Но обсуждать это с Леннартом Маттсоном он сейчас не собирался. Осенью найдутся другие возможности для разговоров.

Леннарт Маттсон отложил бумагу и с внезапно огорченной миной посмотрел на посетителя. Валландер заметил у него на лбу капли пота.

— Как вы, собственно, себя чувствуете? Бледный какой-то. Отчего вы не на солнце?

— На каком солнце?

— Ну, лето выдалось, пожалуй, не столь уж и плохое, а? Я сам ездил на Крит, чтобы наверняка не промахнуться с погодой. Вы когда-нибудь бывали в Кносском дворце? Там на стенах изумительные дельфины.

Валландер встал:

— Я чувствую себя хорошо. Но, поскольку сегодня немножко светит солнце, последую вашему совету и отправлюсь на воздух.

— Оружие больше не забывали?

Валландер воззрился на Леннарта Маттсона. Еще немного — и врезал бы ему по физиономии.

Валландер вернулся в кабинет, сел в кресло, положил ноги на стол и закрыл глаза. Он думал о Байбе. И о Моне, которая дрожала от страха в своей лечебнице. Меж тем как его начальник радовался статистике, которая явно не говорила правды.

Он поставил ноги на пол, подумал: попробую еще раз. Попробую понять, из-за чего все время сомневаюсь в своих выводах. Хорошо бы мне получше разбираться в политических событиях, тогда бы я не запутался так, как сейчас.

Неожиданно в памяти всплыло происшествие, о котором он во взрослой жизни ни разу не вспоминал. Было это, кажется, в 1962-м или в 1963-м, осенью. По субботам он работал курьером в одном из мальмёских цветочных магазинов. И в этот день ему велели взять букет и пулей лететь на велике в Народный парк. Там выступал с речью премьер-министр Таге Эрландер, а когда он закончит, маленькая девчушка должна преподнести ему цветы. Но дело в том, что кто-то из местной рабочей организации по небрежности забыл заказать цветы. Так что теперь надо спешить. Понятно? Валландер отчаянно жал на педали. Цветочный магазин предупредил о его приезде, его немедля пропустили, живо сняли с букета оберточную бумагу и передали цветы девчушке, которой предстояло их вручать. Валландер получил не меньше пяти крон чаевых. Его угостили лимонадом, и он стоял с соломинкой во рту, слушал высокого мужчину на трибуне, который говорил слегка в нос. И слова использовал трудные, во всяком случае незнакомые Валландеру. Говорил о разрядке, о правах малых наций, о безусловном нейтралитете Швеции и неприсоединении к каким бы то ни было пактам и союзам. По крайней мере это Валландер уловил.

Вернувшись вечером домой, он прошел в ту комнату, которая служила отцу студией. Как ни странно, он до сих пор отчетливо помнил, что в тот вечер отец писал лес на заднем плане своей вечно повторяющейся композиции. Подростком Валландер хорошо ладил с отцом. Пожалуй, это было лучшее время их совместной жизни? Три или четыре года спустя Валландер пришел домой и сказал отцу, что решил стать полицейским. После чего отец едва не вышвырнул его из дома, во всяком случае, очень долго с ним не разговаривал.

В тот вечер он, как обычно, сел на табуретку и рассказал про поездку в Народный парк. Отец часто ворчливо твердил, что не интересуется политикой. Однако мало-помалу Валландер смекнул, что это вовсе не так. Отец верой-правдой голосовал за социал-демократов, питал злобное недоверие к коммунистам и вечно обвинял консерваторов, что они постоянно предоставляют привилегии тем, кому и без того живется хорошо.

Неожиданно он прямо-таки слово в слово вспомнил, о чем они тогда говорили. Раньше отец всегда отзывался об Эрландере с осторожной похвалой, считал, что он человек честный, заслуживающий доверия, не в пример многим другим политикам.

«Он сказал, что Россия наш враг», — сообщил Валландер.