Неугомонный

Валландер вернулся в гостиную. Луиза сидела в кресле, по всей вероятности очень старом. Она смотрела себе на руки. Когда он вошел, встала и опять спросила, не хочет ли он чаю. На сей раз он отказываться не стал. Подождал, пока она принесла чай и налила ему, но свою чашку не наполнила.

— Я ничего не нахожу, — сказал Валландер. — Кто-нибудь мог просматривать бумаги Хокана?

Луиза испытующе посмотрела на него. От усталости лицо ее казалось поблекшим, чуть ли не помятым.

— Я просматривала, конечно. А кто еще?

— Не знаю, но, похоже, кой-какие бумаги отсутствуют, неожиданный беспорядок. Впрочем, я могу и ошибаться.

— Со дня исчезновения никто в его кабинет не заходил. Если не считать меня.

— Мы уже говорили об этом. Но мне хотелось бы повторить вопрос. О его любви к порядку.

— Он не выносил беспорядка.

— Но, если мне не изменяет память, педантом не был?

— Когда мы ждем гостей, он обычно помогает мне накрывать на стол. Следит, чтобы приборы и бокалы стояли как надо. Но линейкой при этом не пользуется. Я ответила на вопрос?

— Безусловно, — мягко сказал Валландер, с неудовольствием отметив, что усталость на ее лице проступает все сильнее.

Он допил чай, потом спустился в подвал осмотреть семейный отсек. Там обнаружились старые дорожные сумки, лошадь-качалка, пластмассовые ящики с игрушками прежних поколений, не только Хансовыми. У стены несколько пар лыж и разобранное устройство для копирования фотонегативов.

Валландер осторожно присел на лошадь-качалку. Внезапно он понял, и эта мысль была как случившееся недавно жестокое нападение. Хокан фон Энке мертв. Другого объяснения нет. Он мертв.

И чувствовал Валландер не только печаль. Но и тревогу.

Хокан фон Энке пытался что-то мне сказать, думал он. Но тем вечером в комнате без окон на Юрсхольме я, к сожалению, не понял, что именно.

7

Проснулся Валландер на рассвете, оттого что в соседнем номере ссорилась молодая пара. Скверная звукоизоляция позволяла слышать все резкости, какие они бросали друг другу. Он встал, поискал в несессере ушные затычки, но на сей раз явно уехал из дома без них. И тогда с силой хватил по стене, два раза и еще один, будто посылал кулаком заключительное бранное слово. Скандал немедля утих, по крайней мере если и продолжался, то тихо, так что он не различал упреков. Засыпая, он подумал, не случилось ли и им с Моной учинить в гостинице глупую ссору во время той поездки в столицу. Иной раз стычки возникали из-за пустяковых мелочей, обоих всегда выводили из себя именно пустяковые мелочи, а вовсе не что-то по-настоящему важное. Наши ссоры никогда яркостью не отличались, всегда были какими-то серыми, думал он. Мы сердились, или обижались, или то и другое сразу, и оба знали, что это пройдет. Но все равно скандалили, оба одинаково глупые, оба пороли чушь, о которой тотчас жалели. Выпускали изо рта целые стаи слов, а поймать их не успевали.

Он уснул и видел во сне какого-то человека — не то Рюдберга, не то своего отца, — который ждал его под дождем. А он опаздывал — наверно, машина сломалась — и знал, что за опоздание получит нагоняй.

После завтрака он из холла позвонил Стену Нурдландеру. Начал с домашнего телефона. Там никто не ответил. Номер мобильного тоже не отвечал. Зато можно хотя бы оставить сообщение. Он назвал свое имя и дело. Но в чем, собственно, заключалось его дело? Поиски пропавшего Хокана фон Энке — задача стокгольмской полиции, а не его. Его можно рассматривать разве что как частного сыщика-импровизатора, что после убийства Пальме отнюдь не вызывает симпатий.

Звонок мобильного прервал его размышления. Звонил Стен Нурдландер. Голос у него был низкий, хриплый.

— Я знаю, кто вы, — сказал он. — Луиза и Хокан рассказывали о вас. Куда за вами заехать?

Валландер стоял на тротуаре, когда рядом затормозила машина Стена Нурдландера. «Додж» середины 1950-х, сверкающий хромом и белыми врезками на покрышках. В молодости Стен Нурдландер явно был раггаром, одним из юнцов-автомобилистов, которые многих тогда повергали в ужас. Он и теперь был в кожаной куртке, американских сапогах, джинсах и тонкой футболке, несмотря на холод. Интересно, как вышло, что Хокан фон Энке и Стен Нурдландер стали такими близкими друзьями? — подумал Валландер. На первый взгляд трудно представить себе двух более непохожих людей. Хотя судить по одной только внешности опасно. Недаром Рюдберг твердил: внешность почти всегда скользкий лед.

— Залезайте, — сказал Стен Нурдландер.