Неуютная ферма

– Да, есть, совсем рядом. Ты мог бы прилететь к восьми? Сейчас уже почти пять.

– Конечно, буду в восемь.

Повисло молчание.

– Чарлз… – проговорила Флора.

– Да?

– Чарлз… Я хотела спросить, я точно ни от чего тебя не отвлекаю?

По проводам донесся тихий смех Чарлза, и Флора, улыбнувшись, повесила трубку.

Глава 23

Молодой Пент-Хартиган отвез ее обратно на ферму. Флора простилась с ним, пообещав в ближайшее время обязательно пообедать вместе, и он уехал. Как только рычание мотора замерло в отдалении, ферма вновь погрузилась в тишину. Безмолвие заливало пустые комнаты, словно море в прилив. Остались только обычные негромкие звуки летнего вечера.

Флора поднялась к себе и сменила праздничное платье на твидовый костюм, чтобы не замерзнуть в полете, причесалась, протерла одеколоном руки и лоб. Потом сложила вещи и повесила на чемодан записку с указанием отправить его завтра в дом номер один по Маус-Плейс. С собой она взяла только «Мысли», «Высший здравый смысл» и все самое необходимое в дорогу.

Часы уже пробили шесть, когда Флора медленно спустилась по лестнице. В кухне было чисто и пусто. Все следы празднества убрали, остался только навес: белые и красные полосы ярко выделялись на фоне синего вечернего неба. Через огород тянулись длинные тени бобов, красные цветы казались прозрачными. Во всем ощущались тишина и блаженная прохлада. На столе стоял ужин для Флоры, Скоткраддеров видно не было. Флора решила, что они либо спят, либо отправились в Бодягшир кохопутить. Хорошо бы до ее ухода никто на кухне не появился. Она нежно любила всех обитателей фермы, но на сегодня слишком от них устала.

Флора со вздохом опустилась в удобное низкое кресло, давая отдых ногам. Она решила, что посидит до половины седьмого, потом съест ужин, выйдет на большое поле, устроится на перелазе под боярышником и будет ждать Чарлза.

Ее дремотные раздумья прервал тихий мелодичный перезвон. Флора узнала звук: это бренчали колокольчики, которые Адам (копируя варварский иноземный обычай, подсмотренный в кино) повесил на шею Нескладехе, Неумехе, Неряхе и Невезухе.

На мгновение она увидела их всех в проеме двери, словно в раме – они шли по вьющейся тропке, пять темных силуэтов на фоне вечернего неба.

Адам с коровами направлялся в Откутюр-Холл.

Он шагал первым в доисторической шляпе и зеленых от времени штанах. На шее болталась щеточка для посуды. Садящееся солнце заливало золотом вскинутую голову. Старик распевал похабную песенку, которую выучил в дни бракосочетания Георга IV.

За ним вереницей шли коровы, по-прежнему в свадебных венках из желтофиолей. Они медлительно поводили головами, и бубенцы звенели в такт Адамовой песне.

Процессия медленно прошла в раме дверного проема и скрылась с глаз. Теперь Флора видела только тропку, уходящую в чистое вечернее небо, и только издалека еще доносилось нежное звяканье колокольчиков. Но вот смолкло и оно.

Флора с улыбкой придвинула кресло к столу и съела ужин. Думала она об одном: как встретится с Чарлзом, и как расскажет обо всех своих свершениях, и что он на это скажет.

Покончив с ужином, она написала Рувиму ласковое письмо, в котором объяснила, что ее труды на ферме завершены и пришло время возвращаться в Лондон. Закончила Флора обещанием очень скоро всех навестить и приложила бумажку в один фунт для миссис Муривей вместе с самой горячей благодарностью.

Письмо она оставила на столе, чтобы все могли его прочесть и ни у кого из Скоткраддеров не возникло мрачных подозрений. Затем надела плащ, взяла сумку и легкой походкой выбежала в прохладный вечер.

Высокая трава на большом поле отбрасывала миллионы тонких длинных теней. Ветер совершенно утих. Был лучший час английского года: ранний вечер дня середины лета.

Флора прошла к перелазу через изгородь – прохладная трава ласково щекотала ноги, – уселась на ступеньку и принялась смотреть на ветки боярышника. Темные снизу, они подставляли белые цветы и зеленые листья золоту последних закатных лучей, так что каждый цветок и каждый листик лучился по краям.

Тени удлинялись. От травы и деревьев тянуло свежестью. Птицы начали вечернюю песнь.

Солнце почти село за живую изгородь на дальнем конце поля, и последние лучи, пробивавшиеся сквозь ветки, казались тяжелым неподвижным золотом.

Стало заметно прохладней. Цветы закрывались у Флоры на глазах, но их аромат еще витал в воздухе. Теней было уже больше, чем света. Последний дрозд, который всегда проносится, щебеча, тихим летним вечером, мелькнул над лугом и пропал в боярышнике.

Округа засыпала. Флора запахнула плащ и посмотрела в темнеющий свод небес. Затем на часы. Было без пяти минут восемь. Она различала далекий, то возникающий, то пропадающий гул – возможно, биение своей крови.

Через мгновение гул заполнил все небо. Над верхушками боярышника возник аэроплан. Он снижался. Шасси коснулись земли. Аэроплан немного прокатился и встал.

Флора вскочила в тот миг, когда заметила самолет, и теперь шла к нему по полю. Авиатор выбрался из кабины и зашагал навстречу, помахивая снятым шлемом, а его черные примятые волосы забавно топорщились.