Неуютное море

— Коммунизм, — не обращая внимания на слова Шмелева, проговорил капитан, — это счастливые люди, Володя. Что нужно человеку? Счастье. Вот за него мы и боремся…

— Счастье-то разное бывает, — вздохнул Пиварь.

— Люди тогда будут честные, добрые, красивые, — горячо сказала Тоня. — Правда?

— Правда, — задумчиво согласился Карданов и замолчал.

Наступившую тишину нарушил Шмелев:

— А крылышки у людей при коммунизме не вырастут, как в раю, Андрей Андреевич?

Все увидели, как по лицу Геньки расползлась гнусненькая улыбка. Тюкин одобрительно загоготал. И снова наступила тишина. Карданов медлил, а Тоня с каким-то странным волнением ждала его ответа.

— Шмелев прав, ребята, — наконец проговорил Карданов. — Вырастут у людей крылья…

— У Шмелева не вырастут. Рожденный ползать летать не может, — прервал капитана Смирнов.

— А, птенчик открыл клюв. Все вы, Вовик, летать хотите, пока зелененькие, а понюхаете жизнь — и поползете на четвереньках в начальство, к сытой жизни. Что там говорить…

— Воображаю картину. «Святой Геннадий»! — вмешался Болтянский. — Все ползут к земным благам, а он стоит, скрестив руки на благородном сердце, лицо бледное от постоянного недоедания.

Карданов усмехнулся:

— Вы, Шмелев, привыкли других на свой аршин мерить и не скрываете этого.

— Вот это верно, Андрей Андреевич, — заторопился Шмелев. — Что верно, то верно. Ведь я такая же дрянь, как и все. Только другие доползли, а я не дополз. Когда учиться надо было, бумажку получать, я деньги лопатой греб, по бабам ходил, вот и не вышел, так сказать, в люди. Люди жрать хотят, а не коммунизм строить.

— Значит, не видать нам коммунизма как своих ушей?

— Нет, — хрипло отрезал Шмелев.

— Послушайте, Шмелев, вас выдает голос. — Все почувствовали, что Карданов волнуется. — Вы ведь не верите себе. Вы на что-то надеетесь. И я скажу, на что. На лучшее. Ведь вам не нравится ваша «жвачная» идеология? Сознайтесь, Шмелев, если хотите спорить честно. Не нравится? Ну?

— Допустим. Что из этого?

— А вот что из этого. Слушайте. Даже если все люди так же плохи, как вы, — это ваше утверждение, — то и тогда мы видим, что в душе у каждого есть мечта о хорошем. А мечты человека сбываются рано или поздно. Вот скажем, мечта о полете в космос. А кроме того, Шмелев, я вам должен по секрету сказать, что есть много замечательных людей. Вам страшно не повезло, что вы не встречали их.

— К сожалению, у нас вообще как-то больше плохое замечают, — сказал Пиварь.

— Да, плохое бросается в глаза, а хорошее не всегда разглядишь. Помню, был у нас на одном пароходе плотник. Вспыльчивый, взбалмошный старик. Всем он досаждал. Я этого старика терпеть не мог. Но вот случилось на судне несчастье. Погиб наш матрос. Его смыло за борт в Бискайе. Осталась семья. И, чтобы поставить эту семью на ноги, потребовалась большая сумма. Так что бы вы думали? Наш плотник годами собирал деньги на дачу. Мечтал уйти на пенсию и зажить «домовладельцем», а тут взял и отдал свои сбережения этой семье. Вот какое благородное движение души! И при ближайшем рассмотрении старик оказался отзывчивым, добрым и чутким человеком. Вот так.

— Все деньги отдал? — изумился Тюкин.

— Все.

— Ну и правильно сделал. Зачем ему, старому, деньги? Дачу в могилу не унесешь. Тоже мне героизм! — ухмыльнулся Шмелев.

— А ты бы дал? Скажи? Говори только правду! — выкрикнула Тоня.

— Почему не дать, — перебил Тюкин. — Смотря на какой срок, сколько денег, какой человек, сможет ли вернуть. А все деньги отдавать — это уже глупость. Мало ли что…

Короткая северная ночь уходила. Стало совсем светло.

— Да-а… — протянул Болтянский, вставая. — Пошли спать, товарищи. Если нужна будет помощь, обращайтесь к Тюкину или Шмелеву. Эти обязательно помогут…

На трюме засмеялись и начали расходиться.

Лоцман приехал на «Ангару» рано утром. Он был одет в стоявший колом брезентовый плащ, кирзовые сапоги и старенькую меховую ушанку с речной эмблемой. Поздоровавшись с Кардановым, лоцман устало опустился на диван и сказал сиплым голосом:

— Поведу все пять самоходок. Прикажите, чтобы не отставали. Устал очень… Должен был отдыхать, да вот никого больше нет. Один лоцман на всех. — Глаза у него закрылись.

«Плохо, — подумал Карданов. — Пусть поспит часок-другой. А то заведет, чего доброго, куда не следует…»

— Вы лягте. Пойдем позже, — наклонился он к лоцману. Но тот уже спал, привалившись к спинке дивана и откинув назад голову.

Андрей Андреевич поднялся на мостик и потянул за тросик свистка. Тишину нарушил звук тифона. Точка, тире, точка — «слушай радио». Вскоре с самоходок раздались ответные сигналы. Капитан спустился в рубку. По радиотелефону он рассказал обстановку, приказал быть готовыми к съемке.

Лоцман спал недолго. Через полтора часа он пошевелился, потом как-то разом вскочил, протер глаза кулаками.

— Задремал? — огорченно, как бы извиняясь, проговорил он. — Ничего. Наверстаем. Устал очень. Пошли на мостик, капитан.

— Еще десяток минут постоим. Выпейте морского чайку, закусите яичницей, тогда и тронемся.

— Чайку — это хорошо, — оживился лоцман, — он всякий сон прогоняет.