— Не пойдёт в школу с остальными! — простонала мама, всё ещё надеясь, что не поняла чего-то.
Доктор Шумахер спокойным, ровным тоном повторил по-немецки:
— Это очень хороший класс. Ей там будет хорошо. Тебе там понравится, Анна. Очень понравится.
Ему с самого начала приглянулась колючая маленькая девочка. Теперь, когда он представил себе, как тяжело ей было учиться в школе, ему ещё больше захотелось с ней подружиться.
Все это явственно прозвучало в его голосе, он не только убеждал её в том, что класс хороший, его интонации, даже без слов, говорили, насколько она, Анна, ему нравится.
Анна продолжала ковырять ковер носком ботинка. Она не глядела на доктора и ничего не отвечала. Он был теперь как все — часть кошмара, в котором она всегда жила. Она почти не слышала его слов, а если и слышала, то не верила ему. Как это школа может нравиться?
Несколько дней ушло у Зольтенов на то, чтобы устроиться в новом доме. Мама и Гретхен скребли и чистили всё вокруг, проветривали и вытирали пыль. Папа проверял, что у него есть, а чего нет в магазинчике, решал, какие ещё продукты заказать. С тех пор, как Карл Зольтен умер, в магазине заправлял нанятый помощник, но теперь папа хотел всё делать сам.
— Мне кажется, папа ужасно беспокоится о магазине, — утверждал Руди.
Анна была с ним согласна. У папы, казалось, нет ни минутки свободной, у него не хватает времени даже на то, чтобы улыбнуться. Раз она увязалась за ним, пытаясь помочь. К их взаимному изумлению, она оказалась отличной помощницей. Анна считала банки консервированных персиков или коробки с печеньем. Она очень хорошо считала. Когда папа проверял, всегда оказывалось, что она права. В какой-то день Фрида пришла помочь, но Фрида всё время ошибалась.
— Ты слишком торопишься, дочка, — объяснил ей папа.
Анна широко раскрыла глаза. Выходит, иногда полезно быть медлительной?
За три дня до начала занятий в школе очки были готовы. Посаженные на горбинку носа, они напоминали две круглых луны. Как же ей хотелось сдёрнуть их и зашвырнуть в дальний угол! Она недоверчиво взглянула через очки.
В ту же секунду на маленьком насупленном личике появилось совершенно новое выражение — смесь изумления и восторга. Она увидела мир, которого никогда раньше не замечала.
— Ты похожа на сову, Анна, — заявила Фрида, в общем-то не имея в виду ничего плохого.
Выражение изумления и восторга вмиг слетело с лица Анны. Она отвернулась и протопала вверх по лестнице в свой альков, куда никто не мог войти без разрешения. Через пару минут наверху появился папа.
— Как они тебе нравятся? — тихо спросил он.
Девочка уже готова была во всём признаться. Ей хотелось сказать, что она понятия не имела о морщинках у него вокруг глаз. Она видела голубые глаза, но и не догадывалась, какие они яркие и блестящие.
Но тут Анна вспомнила насмешки сестры. До чего же ей ненавистны эти насмешки!
— И что, папа, теперь я
Папе было её страшно жалко, но всё же он кивнул.
— Ты должна их носить всё время, не снимая, и чтобы никакого баловства, — строго сказал он.
Анна слегка покраснела. Нехорошо обманывать папу, но слишком трудно объяснить, как всё вокруг изменилось. А вдруг и папа не поймёт? Она сама с трудом понимала, что же произошло.
— Ладно, — выдавила из себя девочка.
Чтобы утешить дочку, папа положил ладонь на макушку склонённой головы. Она вывернулась у него из-под руки.
— Хочешь пойти со мной в магазин? — спросил он.
Анна кивнула и глухим голосом произнесла:
— Я ещё побуду здесь минутку. Ты иди вниз, ладно?
Эрнст Зольтен совсем уже было собрался уйти, но тут повернулся, чтобы поцеловать дочку.
— Ты к ним скоро привыкнешь, Liebling,[16]
— попытался он утешить её. — Просто подожди немного.Анна чувствовала, что у неё горят щёки, и рада была, что в алькове темновато.
Когда отец ушёл, она выставила вперед правую руку и стала её разглядывать. Пошевелила пальцами, сосчитала их. Даже в неярком свете все пять отчетливо видны. Девочка уставилась на ногти, блестящие, с маленькими полукруглыми лунками, наклонилась, разглядывая красное шерстяное одеяло. Оказывается, оно всё в шерстинках, и ей видны эти шерстинки, сотни шерстинок.
Куда бы она ни смотрела, куда бы ни поворачивалась, всё вокруг было такое новое и непривычное, такое замечательное.
Наконец, одна и в полной безопасности, Анна позволила себе улыбнуться.
Глава 9
Начало
— Анна, поторапливайся! — раздался мамин голос.
Анна натянула второй чулок — длинный коричневый чулок, крепившийся подвязками к широкому тяжелому поясу — и взялась за приготовленную мамой нижнюю юбку. Ей уже было жарко. Большие штаны, доходящие до колен, пояс и подвязки, ненавистные шерстящие чулки в резинку, а теперь ещё и нижняя юбка.
Мама отдёрнула занавеску, отделяющую альков.
— Поторапливайся, — повторила она.
Анна надела белую блузку и застегнула пуговицы. Блузка едва сходилась на ней.
— Слишком быстро растёшь, — вздохнула мама.