Неукротимая

– Простите. Раньше я никогда ничего такого не делала. Я просто… Видите ли, я давно знаю Эбби, она мне как сестра. Не знаю, что тут такое произошло за последний час, но я еще никогда ее такой не видела. Мне… Мне кажется, что вы ей очень нужны. Вообще. В принципе. По жизни. Не знаю, как… Это так странно, простите, простите меня.

Незнакомка страшно взволнована, у нее на глазах слезы. Она протягивает мне свою визитку. Похоже, ей очень важно узнать, что я об этом думаю и каков будет мой ответ.

– Окей… Да, конечно. Конечно, – говорю я.

Меня уже ждет Динна, моя подруга из издательства – мы собирались уйти вместе. Я оглядываюсь на Эбби, вокруг которой толпится не меньше сорока поклонников, жаждущих получить автограф.

Мне не жаль с ней прощаться. Я даже хочу этого, очень хочу, потому что тогда у меня появится возможность подумать о ней. А еще потому что я никогда прежде не чувствовала себя настолько живой, и теперь я хочу выйти в мир и как следует выгулять это чувство. Хочу наконец быть тем удивительным новым человеком, которым совершенно неожиданно и непостижимо стала.

– Пока, Эбби, – говорю я, и тут же, про себя: «Господи, я произнесла ее имя!». Эбби. Интересно, можно ли произносить вслух имя, если оно пускает по телу такие разряды. Она оборачивается, улыбается, машет. Смотрит так, словно чего-то ждет. На ее лице написан вопрос, на который, придет день, я обязательно отвечу.

Мы с Динной выходим из зала в гигантский холл. Она останавливает меня и спрашивает:

– Ну что, как думаешь, как все прошло?

– Потрясающе, – ответила я.

– Согласна. Ты так круто выступила, – отозвалась Динна. – Как-то совершенно по-другому на этот раз.

– А, ты про речь. Я имела в виду сам вечер. Я почувствовала такое странное… Мне показалось, что между нами с Эбби есть какая-то связь.

– Поверить не могу! – воскликнула Динна, схватив меня за руку. – Богом клянусь, мне тоже! Я прямо видела, как между вами словно искра проскочила, это и с последнего ряда было заметно. Просто отпад.

Пару секунд я просто таращилась на нее, а потом сказала:

– Да. Весь вечер… было это чувство, будто между нами есть связь… как будто…

Динна окинула меня взглядом и договорила:

– Как будто вы двое были вместе в прошлой жизни?

Часть вторая Ключи

Роняя ключи

Женщина слабая

и неразумная

Близких в клетке хранит.

Мудрая женщина

Ночью подлунною

ключ там роняет,

где близкий сидит.

ХАФИЗ

Я никогда не исчерпывалась до дна. Во мне всегда оставалась хотя бы одна искорка. Но довольно долгое время я чувствовала себя, черт возьми, совершенно опустошенной. Моя детская булимия в конце концов переросла в алкоголизм и наркозависимость, и пятнадцать лет я провела в состоянии тупого оцепенения. А затем мне исполнилось двадцать пять – я забеременела и вышла в пущу трезвости. Именно в этой пуще ко мне начала возвращаться моя дикая природа.

Началось все вот как: я строила жизнь, которую и должна строить женщина. Стала хорошей женой, матерью, дочерью, христианкой, гражданкой, писательницей, да и просто женщиной. Но пока я готовила перекусы в школу, писала мемуары, бегала по аэропортам, вежливо беседовала с соседями и жила всей этой жизнью напоказ, я чувствовала, как во мне нарастает и бьется током комок беспокойства. Словно грозовая туча, он раскатывал гром вот здесь, у меня в груди, пускал под кожу пучки молний, сотканные из боли и радости, томления и ярости, и любви, слишком глубокой, болезненной и нежной для этого мира. Я была водой, разогретой до невозможного, вздыбленной, но еще не закипевшей, хотя казалось, вот-вот, вот уже…

Я начала бояться того, что творилось у меня внутри. Что бы это ни было, оно грозило сравнять с землей каждый дюйм той прекрасной жизни, которую я умудрилась возвести. Например, я вечно чувствовала страх и тревогу, оказавшись на балконе: а вдруг спрыгну?

Это нормально, убеждала себя я. Никто не пострадает, ни я, ни мои близкие, если я просто это спрячу.

Поразительно, как легко у меня это вышло. Я – гром и молния, кипяток да бурлящее червонное золото, но все, что понадобилось, чтобы мир принял меня за тихонькую лазурь – улыбаться ему и поддакивать. Иногда, правда, я задумывалась, неужели я – единственный человек, который чувствует себя взаперти в собственной коже. А вдруг все люди вокруг на самом деле – пламя в кожаной обертке, которое старательно прикидывается льдом.

Моей точкой кипения стал тот момент, когда Эбби показалась в дверном проеме. Один взгляд – и моя оболочка не выдержала. Кипящая багряным золотом смесь из боли, любви и томления плеснула за край, сорвала меня со стула и заставила раскинуть руки, настойчиво шепча: А вот и Она.