Неукротимая

– Я не смогу и дальше спать с ним, – говорю я. – Вы же знаете, как сильно я старалась. Иногда мне кажется, я простила его. Но когда он залезает на меня, я снова начинаю его ненавидеть. Прошло уже много лет, я не хочу усложнять ситуацию, поэтому просто закрываю глаза и жду, когда все наконец закончится, как будто улетаю куда-то далеко-далеко. Но в какой-то момент я так или иначе случайно срываюсь обратно и падаю в свое тело, и это все равно что упасть на раскаленную сковородку. Я как будто очень стараюсь умереть, но во мне всегда так или иначе остается капелька жизни, и она делает секс просто невыносимым. Живой в это время я оставаться просто не могу, но и достаточно безжизненной стать не получается, так что я не вижу выхода. Я просто… просто не могу больше.

Я злюсь на себя за слезы, но они все равно вскипают. Похоже, теперь я умоляю. Пожалуйста, прошу вас, пощады!

Две женщины. Один белый костюм. Шесть дипломов в рамках. Один открытый блокнот и ручка наготове.

А после:

– Гленнон… а вы не пробовали делать ему минет вместо полноценного секса? Многие женщины находят минеты куда менее интимными.

Направления

У меня сын и две дочери – по крайней мере, пока они не сообщили мне иное.

Мои дети верят, что душ – это волшебный портал, источник идей. Младшая недавно сказала мне:

– Мам, у меня весь день в голове прямо пустенько, а как пойду в душ – сразу куча-куча идей. Наверное, это все вода.

– Может, и вода, – сказала я. – А может, все дело в том, что душ – это единственное место, где мы остаемся наедине со своими мыслями, где можно расслабиться и по-настоящему их услышать.

А она посмотрела на меня и такая:

– Чего?

– Я про то, что происходит в душе, малышка. Это называется думать. Люди делали это чаще до того, как у них появился гугл. Думать – это все равно, что… хм… гуглить, но только у себя в мозгу.

– А, – кивнула она, – прикольно.

Этот же ребенок раз в неделю стабильно ворует у меня дорогущий шампунь. В один из таких дней я, грозно топая, наведалась в общую детскую ванную, чтобы украсть свой шампунь обратно. Отдернув душевую занавеску, я обнаружила целый батальон из двенадцати пустых бутылок, толпящийся на узеньком бортике ванны. Справа стояли только красные, синие и белые бутылки. Слева – розовые и фиолетовые. Я взяла красную бутылку с той стороны, которая, судя по всему, принадлежала моему сыну-подростку. Она была продолговатая, прямоугольная и массивная. Мне в глаза бросились жирные красные, белые и голубые буквы:

В 3 РАЗА БОЛЬШЕ ОБЪЕМА!

НЕ СМОЕТ ЛИШЬ ТВОЕ МУЖЕСТВО!

ОБЛЕКИ СЕБЯ В БРОНЮ ИЗ ЧИСТОТЫ,

ДАЙ ОТПОР ГРЯЗИ, ШАРАХНИ ВОНЬ ПО ХРЕБТУ

И я подумала: Какого черта? Мой сын тут душ принимает или к военному наступлению готовится? Тогда я взяла одну из девчачьих бутылочек, тоненькую, перламутрово-розовую. На сей раз вместо рявкающих жирными буквами приказов меня опутал витиеватый, текучий курсив и принялся нашептывать в уши бессвязные прилагательные: очаровательный, сияющий, нежный, чистый, озаряющий, манящий, осязаемый, легкий, сливочный…

И ни одного глагола. Никаких призывов к действию, сплошные призывы казаться такой-то и такой.

Я на всякий случай огляделась – убедиться, что этот душ и правда не какой-нибудь магический портал и не перенес меня случайно в прошлое. Да вроде бы нет. Я по-прежнему в двадцать первом веке, где мальчикам все еще вбивают в голову, что настоящий мужчина должен быть здоровенным, суровым, жестоким, неуязвимым, питающим всяческое отвращение к девчачьим штукам, обязан завоевать женщину и вообще весь мир. В то время как девочкам все так же внушают, что настоящая женщина – тихонькая, маленькая, красивая, смирненькая и желанная, конечно же, достойная вышеупомянутого завоевания. Вот так тасуются колоды. Не успевают наши сыновья и дочери трусы натянуть поутру, а мир уже пытается пристыдить их за то, что они – люди.

Наших детей не распихаешь по розовым и голубым бутылкам, они для этого слишком велики. Но увы, могут поломать себя, пытаясь это сделать.

Полярные мишки