Неукротимая Джо

Бокальчик произвел убийственное воздействие. Глаза у Джованны разгорелись алчным блеском, и мечтала она только об одном: чтобы Франко бросил прикидываться радушным хозяином, перекинул ее по обыкновению через могучее плечо и унес бы куда-нибудь, где темно, тихо и есть кровать. Можно даже в подземелье замка… Он свяжет ее шелковыми веревками и будет держать там всю жизнь… Только для себя… А она будет счастлива…

— Ты что, стихи сочиняешь? У тебя лицо такое… потустороннее.

— Кушать подано, господин граф.

— Спасибо, Джузеппе. Синьорина Кроу, позвольте, предложить вам руку…

Вот это и оказалось роковым. Джованна была возбуждена до предела, до того, что едва не теряла сознание. Прикосновение Франко вызвало дрожь, и он с тревогой посмотрел ей в глаза.

— Ты в порядке?

— Д-да… Замерзла немного.

— Смотри, мы будем сидеть на открытой террасе.

— Ничего, сейчас пройдет. Уже прошло.

Ничего не прошло. Она едва могла идти. Низ живота сдавило судорогой. Может, он ее приворотным зельем напоил?

— Оттуда видно всю мою электрификацию и иллюминацию. Закрой глаза. Раз… два… три… Открывай!

— Ох!

— Красиво?

— Нет. Это потрясающе! Волшебно! Невероятно! Как будто звезды на небе, но поменялись, местами с землей…

— Ты все-таки сочиняешь стихи, Джованна Кроу.

— Отстань! Тебе лишь бы смеяться.

— Я не смеюсь. Я очень серьезен. Почему ты кусаешь губы?

— Я думаю, как жаль, что такую красоту видят немногие. Ведь это могли бы увидеть тысячи…

— Началось. Джованна, это будет конец всего, понимаешь? Конец красоте, конец сказке. По спальне моей прабабушки будут водить экскурсии. С розового куста, который посадил отец на пятую годовщину их с мамой свадьбы, будут красть розы…

— Франко, перестань. К вам могли бы ездить люди, а не обезьяны.

— Обезьяны не курят, не сквернословят и не портят лес. Обезьяны не способны произвести те разрушения, которые человек с легкостью сеет вокруг себя. Знаешь, почему синьор Мантеньо аптекарь, как его отец, дед, прадед и прапрадед? Потому что мы сюда никогда никого не пускали.

— Жизнь изменилась,

— Да, но в моих силах сделать так, чтобы эти изменения не стали катастрофой. Несколько лет назад у отца было довольно трудно с деньгами. Очередной кризис подкосил. Тогда власти предложили ему продать участок земли, тот самый, где Пикколиньо, оливковая роща и виноградник дона Сантуццо.

— И что?

— Мама и Лукреция вызвали меня из Нью-Йорка, но отец и сам не стал бы этого делать. А наш сосед согласился. Теперь на месте его виноградников скоростная автотрасса и сеть бензозаправок. Ты этого хочешь? Нет уж, Джо, я сохраню этот уголок Италии нетронутым, таинственным и прекрасным, я не позволю разрушить его очарование, даже если мне придется сторожить свои границы с ружьем в руках.

— Ого! Я думала, это твой дом, а это твоя крепость.

— Шути, шути. Дошутишься. Ладно, пошли за стол.

Доди и профессор Бареджо присоединились к ним, и вскоре все уже наслаждались превосходными яствами синьоры Баллиоли и шеф-повара замка. Достойная домоправительница специализировалась на традиционной кухне, а мэтр отдавал предпочтение общеевропейским стандартам. Все было превосходно приготовлено, а собственное молодое вино обогащало вкус всех блюд.

Доди метнула на девушку острый взгляд и страшным шепотом вопросила:

— Что случилось? На тебе лица нет.

— Ничего. Все нормально.

— Бабушке своей расскажи! Я же вижу.

— Ничего не случилось. Он никого сюда не пустит. Я не знаю, что делать.

Доди откашлялась и невинным голоском пропела:

— Как же у вас красиво, Франко, мой мальчик. Только очень пустынно.

Франко с усмешкой посмотрел на художницу, потом перевел взгляд на Джованну.

— Да. Особенно в это время суток. Чужие здесь не ходят

Профессор Бареджо оторвался от созерцания серебряной соусницы семнадцатого века и благодушно подлил масла в огонь, не подозревая об этом.

— Да, да, очень хорошо, тихо, никого народу… Только вам, мой друг, должно быть, здесь, одиноко? Вы привыкли к блестящей светской жизни, к событиям, а здесь тишина… Боже милосердный, какая здесь тишина.

Доди с неудовольствием покосилась на профессора и демонстративно прижала пальцы к вискам.

— О да, тихо — аж в ушах звенит. И голова кружится.

Франко засмеялся и поцеловал старой разбойнице руку, а потом обернулся к Бареджо.

— Я вовсе не одинок здесь, профессор. Здесь живут замечательные люди. Кроме того, у меня появилась прелестная соседка.

С этими словами он поймал руку Джованны, и та немедленно вспыхнула от смущения. Франко не обратил, казалось, никакого внимания на ее румянец, а руку выпустить позабыл. Профессор продолжал безмятежным голосом:

— С точки зрения искусствоведа, публика всегда вредна. С другой стороны, дом без обитателей ветшает гораздо быстрее, чем с ними. Да и вашим людям надобно где-то работать. Ведь пока, надо полагать, им платите вы?

— Разумеется. Тем, кто работает в поместье. Многие ездят работать в город. Кто-то открывает магазинчики и лавки. Одним словом, в «Роза ди Казерта» жизнь не стоит на месте.