Неукротимая любовь

— Вы не правы, — заявила Фортуна, и в ее голосе послышались нотки гнева: — Вы намеренно извращаете смысл моих слов, вы пытаетесь добиться от меня признания, что я влюбилась в человека, которого видела сегодня первый раз в жизни и к которому не испытываю никаких чувств, кроме благодарности, ибо он потрудился объяснить мне то, что, как мне кажется, очень пригодится вам в будущем.

С этими словами она встала.

— Прошу вас, перестаньте извращать мои слова, — жестким тоном попросила она, — и не пытайтесь заставить признаться, что я неравнодушна к человеку, который никогда ничего для меня не значил и не значит! Почему вы такой злой? Почему вы все время выискиваете ошибки во всем, что бы я ни сделала?

Ее глаза полыхали огнем. Она стояла перед ним, сжав кулаки; грудь ее под тонким шелком платья бурно вздымалась. Она казалась в этот момент такой прекрасной и такой хрупкой, что гневные слова, вылетавшие из ее уст, никак не вязались с ее видом.

Маркиз вдруг улыбнулся своей неотразимой улыбкой и протянул ей руку.

— Я вижу, что рассердил вас, — мягко сказал он. — Простите меня, Фортуна. Еще раз приношу вам свои извинения.

Она взяла его руку и опустилась на колени перед ним.

— Прошу простить и меня, — сказала она. — Я знаю, что вспыльчива, но это бывает со мной довольно редко.

— У вас была причина сердиться, — сказал маркиз. — Это я во всем виноват. Просто иногда трудно поверить, что на свете есть женщины, совсем непохожие на тех, что я знал, женщины, совершенные во всех отношениях.

Фортуна, не веря ушам, в изумлении глядела на него, а потом спросила очень мягко:

— Я не ослышалась?

— Нет, не ослышались, — ответил он.

Она положила голову ему на колени, его лицо склонилось к ней. Фортуна взглянула на него и подумала, что ему достаточно только протянуть руки, чтобы прижать ее к себе.

Ее щеки покрылись румянцем, и, не осознавая этого, она придвинулась к нему поближе.

У Фортуны стеснилась грудь, и она почувствовала, что у маркиза тоже перехватило дыхание.

В эту минуту часы на камине пробили полночь, и чары развеялись.

— Вы хотите спать? — спросил маркиз низким глубоким голосом.

— Уже двенадцать, — ответила Фортуна. — Мне немного совестно, что заставляю вашу горничную ждать. Я смогу раздеться и без нее, но она сказала, что это ее обязанность — прислуживать мне.

— А не собирается ли она, подобно миссис Денвере, запирать вас на ночь? — спросил маркиз.

— Не думаю, — ответила Фортуна, — но миссис Саммерс сказала, что зайдет спросить, не принести ли мне стакан горячего молока. — Она наморщила свой маленький носик: — Терпеть не могу горячее молоко, но она так старается, что было бы неблагодарностью отказать ей в этом.

— Какие заботливые у меня слуги, — произнес маркиз.

— Но я не хочу еще ложиться спать, — сказала Фортуна. — Я бы с большим удовольствием осталась здесь и поболтала с вами.

— О жизни и, может быть, о любви? — спросил маркиз.

— Я хотела, чтобы вы когда-нибудь рассказали мне о любви, — промолвила Фортуна. — Ведь это, наверное, так прекрасно — быть влюбленным в кого-то.

— Я уже давно не пребывал в этом чрезмерно восхваляемом состоянии, — ответил маркиз.

— Давно? — спросила Фортуна.

— Да, уже много, много лет, — ответил маркиз.

В ее глазах вдруг вспыхнул свет, и маркиз почувствовал, как ее тело, прижимавшееся к его колену, напряглось.

— Значит, — прошептала она, — вы не влюблены во французскую даму из кордебалета… по имени Одетта.

— Ни в малейшей степени. Надо сказать, что после пирушки на площади Беркли я ее не видел.

Он заметил, как вспыхнуло от радости лицо Фортуны.

Она встала, но не отходила от его стула.

— Думаю, мне пора идти, — сказала Фортуна. — Завтра надо столько сделать, а я немного устала. Спокойной ночи, Аполлон.

Она склонилась в реверансе, а поднимаясь, приложилась своими мягкими и теплыми губами к его руке, лежавшей на подлокотнике кресла.

— Это мой… штраф, — прошептала она, и не успел он ответить или даже встать, как она вышла из комнаты, тихонько закрыв за собой дверь.

Фортуна проснулась рано с ощущением необыкновенного счастья. В окно ее спальни лился солнечный свет, а из сада звучали птичьи голоса.

— Сегодня надо столько сделать, — подумала она.

Потом вспомнила, что, вернувшись вчера с верховой прогулки, маркиз велел слугам приготовить лошадей пораньше.

Она спустилась к завтраку и обнаружила, что он уже поел и ушел. Выйдя из дома, Фортуна увидела, что маркиз сидит на большом черном жеребце, на котором ездил вчера, и ее тоже ждет лошадь.

Он улыбнулся, приветствуя ее, и солнце засияло для нее ярче, и цветы в саду показались во сто крат красивее.

Дул освежающий ветерок, который унес прочь туман, окутывавший по утрам озеро.

— День будет прекрасным, — сказала себе Фортуна, когда они неслись галопом через парк. Он и вправду оказался волшебным.

Она еще ни разу не видела маркиза в таком прекрасном настроении. Они два часа катались верхом, а потом он посадил ее в лодку и повез по озеру, клянясь, что уже много лет не брал в руки весел, и в то же время прекрасно управляясь с ними.