Неукротимая Сюзи

Последующие дни были наполнены различными церемониями, богослужениями и молитвами, связанными с похоронами умершего короля. Монахини тщательно следили за тем, чтобы их подопечные не улыбались, не произносили легкомысленных фраз и уж тем более не смеялись и не шутили. Это время должно было стать временем сосредоточенных размышлений и молитв. Про Сюзанну, сидящую в карцере, позабыли. Она очень сильно тяготилась невольным одиночеством и скучала по своей подруге. Эдерна, в свою очередь, ждала, когда же ей назначат наказание. Однако священник, на которого возлагалась обязанность исповедовать обитательниц монастыря, был занят где-то еще, а аббатиса участвовала в грандиозных похоронах короля. Пришлось ждать до 10 сентября, прежде чем она приняла решение относительно двух озорниц, отравлявших жизнь другим воспитанницам монастыря.

Сюзи предстала перед коллегией, выносящей наказания. Это происходило в ее жизни уже не в первый раз, а потому обращенные на нее осуждающие взгляды ее не очень-то пугали. Напомнив о совершенном Сюзанной проступке и о последствиях, к которым он мог привести, аббатиса объявила:

– Мадемуазель, коллегия моими устами доводит до вашего сведения, что вы считаетесь недостойной находиться в нашем монастыре. Вас вернут родителям, о чем сестра Аполлина их предупредит. Что касается вас, Эдерна де Бонабан, то вы, конечно же, останетесь здесь, однако получите двадцать пять ударов плеткой и будете ежедневно молиться о прощении до первого дня Рождественского поста. Вам не будут давать мяса, а во время занятий по Закону Божьему вы будете находиться в часовне с целью покаяния.

Наказывать Эдерну де Бонабан де ла Гуэньер уж очень сурово аббатиса не стала, потому что боялась рассердить ее покровительницу, недавно овдовевшую и поэтому ставшую такой набожной, как никогда раньше.

Сестра Аполлина отправилась на улицу Сен-Доминик, в дом Пьера-Симеона Трюшо – несчастного отца неисправимой Сюзанны, – чтобы сообщить ему о решении коллегии, рассматривающей проступки, и о том, что он теперь должен забрать свою дочь домой. Когда торговец сукном увидел, что в его дом заходит первая помощница аббатисы, он встревожился, тут же подумав, что его дочь стала жертвой эпидемии или же иного трагического события с фатальным исходом. Когда же монахиня рассказала ему о безнравственном поведении его дочери и подробно перечислила совершенные ею прегрешения, он пришел в ярость: Сюзи, получается, была неблагодарной дочерью, которая не стоила того, чтобы на ее воспитание и образование тратили двести пятьдесят ливров в год!

Настоятельница рассказала все, как есть:

– За прошедшие девять лет не было ни одного дня, в который эта барышня не заслужила бы какое-нибудь наказание! Она целиком и полностью занимала внимание своей сестры-наставницы, и та потеряла счет ее прегрешениям и дерзостям!

– То, о чем вы мне сейчас рассказываете, матушка, мне слышать очень тяжело! Ну чем я заслужил подобную кару? Я полагал, что пребывание в монастыре избавит мою старшую дочь от причуд и дурных наклонностей, однако, судя по всему, я никогда не буду доволен этим ребенком!

– В любом случае, мы ее терпеть больше не можем: ни плеть, ни содержание взаперти никогда не могли заставить ее попросить прощения за свои проступки и согласиться с тем, что она поступает скверно!

– Но… неужели эти ее проступки настолько ужасны, что…

– Ее прегрешения велики, и эта грешница даже и не собирается раскаиваться. Именно поэтому, мсье, аббатиса предлагает вам забрать свою дочь, и как можно быстрее.

Пьер-Симеон Трюшо подавил клокотавший в нем гнев и удержался от того, чтобы выругаться в присутствии первой помощницы аббатисы монастыря урсулинок. У него в голове мелькнула мысль о том, что он сэкономит двести пятьдесят ливров, если его бессовестная дочь покинет монастырь, причем всего лишь за год до своего восемнадцатилетия! Несмотря на свое сумасбродство, она наверняка чему-то в монастыре научилась – как минимум, тому, как вести домашнее хозяйство. Кто знает, может, она даже научилась считать, и тогда она будет помогать ему вести торговые операции! Пьер-Симеон Трюшо был зол на свою дочь, но при этом злился и на монахинь тоже. Они, конечно, считались святыми женщинами, однако стоимость пребывания в монастыре была очень высокой, и это предполагало, что они знают, как перевоспитывать непослушных девочек. А они не смогли перевоспитать его дочь! Если Сюзи оказалась настолько твердолобой, что толку от ее пребывания в монастыре не было, то, значит, не стоило тратить двести пятьдесят ливров в год, да еще и терять ту прибыль, которую могли принести ему две крепкие руки и голова, принадлежавшие той, которая, конечно, была склонна к вспыльчивости, но все же могла принести кое-какую пользу.

– Матушка, – заявил злополучный отец, – я не стану настаивать на том, чтобы вы и дальше держали у себя в монастыре такую паршивую овцу, как моя дочь Сюзанна. Если вы согласитесь вернуть хотя бы часть денег, уплаченных мною наперед за ее пребывание в монастыре, я заберу ее незамедлительно…