Неуловимая

— Почему бы и нет? — закричала ты, в свою очередь, с ненавистью глядя на меня. — Я ведь тоже «кто угодно», разве ты не видишь? Он и я — мы прекрасно подходим друг другу!

Вечером ты уехала. Это произошло четыре месяца тому назад.

Я по-прежнему ничего о тебе не знаю. Сегодня — как и в первый день — твой образ ускользает от меня, ускользает как что-то, увиденное во сне.

Ты пришла встречать меня на вокзал. В бурлящей толпе я узнаю маленькое красное пламя твоего платья. А вскоре и твою улыбку: ты тоже наконец увидела меня. В твоих глазах отражаются мои радость и счастье, ну а счастлива ли ты? Ты прижимаешься ко мне. И как обычно, прячешь свой взгляд где-то у меня на плече. Ты сжимаешь меня изо всех сил. Тебе хотелось бы спрятаться совсем, ускользнуть в движении, ускользнуть в том самом мгновении, которому ты отдаешься.

Ты тянешь меня за собой к выходу. Толпа плотным потоком течет по праздничному городу. Мы спешим. Через два часа, даже меньше, ты должна быть на сцене, на премьере. Да, снова премьера. Это случилось в прошлом месяце, совершенно неожиданно: наконец-то телефон зазвонил. Там, ты представляешь себе! Тебе позвонили туда, в Эльзас! Тебя наконец-то позвали: главная женская роль, да, главная роль! Исполнительница ее внезапно заболела. Требовался немедленный ответ. «И ты дала этот ответ немедленно?»

— Да, — признаешься ты с легкой шаловливой улыбкой, — я согласилась не раздумывая, даже не попросив почитать текст.

— Так ты сбежала?

— Да, сбежала, — соглашаешься ты и снова смеешься.

— А он?

— Кто, он? — спрашиваешь ты с нарочитой непринужденностью.

— Мужчина, который хотел на тебе жениться.

— Я пригласила его прийти поговорить, чтобы он позволил мне уйти.

— А теперь?

— Теперь здесь ты. Ведь я позвала тебя. Но я так боялась, что ты не придешь…

— Ты же прекрасно знала, что я приду.

— До самого сегодняшнего утра я не решалась тебе звонить, — вздыхаешь ты и, внезапно прижимаясь ко мне, снова прячешь свой взгляд где-то у меня на ключице. — Я очень боялась, что ты не захочешь больше меня видеть.

— Ну что ты! Ты прекрасно знала, что я прыгну в первый же поезд!

Ступая своими мелкими шажками балерины, ты вела меня за собой по улицам этого города настолько уверенно, словно жила в нем с детства. Ты не только спешила играть на сцене: ты стала и жить быстро, жадно, ты теперь не боялась задохнуться, как прежде, а, напротив, стремилась вдохнуть как можно больше воздуха от счастья снова играть, от счастья снова оказаться здесь, в Авиньоне. Мне было нелегко поспевать за тобой со своим тяжелым, мешавшим идти чемоданом. Ты предложила мне поставить его на стойку какого-то бара, где, похоже, тебя знали. Должно быть, тебя знали и в других местах, ибо возбуждение от вновь обретенного счастья, конечно же, даровало тебе способность быть везде одновременно.

Твою пьесу играли во внутреннем дворе какой-то школы: нагромождение чугунных труб поддерживало скамьи амфитеатра, обращенные к декорации склепа, который как-то странно освещало заходящее солнце. Больше я ничего не успел рассмотреть: ты повела меня в свою гримерную, расположенную в одном из школьных классов, где мы и заперлись, подтащив стол к двери. Мы занимались любовью под геологической картой Франции. Я слышал, как твои товарищи ходят по коридору. Ты со смехом сообщила мне, что делишь эту гримерную с двумя другими девушками, но что предупредила их о моем приезде; можно не опасаться — никто не войдет.

Ты снова была счастлива, и ты меня пригласила, ты выбрала меня, чтобы я был твоим спутником на это время. Ты боялась, что я больше не захочу? Но разве же ты не знаешь о том, что я навсегда останусь свидетелем твоей жизни, твоим зеркалом — даже когда ты снова меня покинешь, даже когда покинешь безвозвратно? Разве ты не знаешь, что я буду там же, где и ты, как бы далеко ты ни уехала, и что именно во мне ты будешь отражаться снова и снова — всегда?

Понимаешь ли ты, что эта книга — уже больше, чем просто обещание?

На ней было белое батистовое платье с бретельками-воланами. Она срезала садовые розы, и составление букета настолько поглотило ее внимание, что не услышала, как я приблизился к ней. На ее позолоченных солнцем плечах колыхалась тень вишневого дерева. Я замер, созерцая эту листву, ласкающую ее загорелое тело. Из-за этого эффекта прозрачности, создаваемого игрой света и тени от заходящего солнца, она казалась мне обнаженной.

После двухмесячного отсутствия мне ее, наконец, вернули!

ЖЕНСКИЙ АЛЬБОМ

РИПОЛ

КЛАССИК

Внимание!

Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения.