Неуловимый корсар

— Ах, — воскликнул он, — хоть бы можно было как-нибудь дать им знать, что надо плыть вверх по течению!

Его взгляд упал на кустарники, покрывавшие берега и переходившие на воде в настоящий водяной луг, поросший лилиями и другими водорослями.

— Вот бы где оставить клочок одежды, — прошептал он.

Эта мысль, зародившись в его голове, не давала ему покоя, и вскоре он нашел способ ее осуществления. Он взглянул на гребцов, по-видимому, не обращавших внимания на европейцев. Арман нагнулся к мисс Маудлин, сидевшей в одной лодке с ним, и тихо окликнул ее.

— Что вам угодно? — спросила молодая девушка, слегка вздрогнув. Голос Армана вывел ее из задумчивости.

— У вас руки свободны, а у меня связаны.

— Так что же?

— Вы можете оставить на пути какой-нибудь след, а я не могу. Матросы, наверное, будут искать нас, но, дойдя до реки, не догадаются, куда мы поплыли, вверх или вниз.

— И я только что об этом думала.

— Значит, нужно указать им, где искать.

— Но как это сделать?

— Если, например, повесить мою шляпу на прибрежный куст, я думаю, это будет для них достаточным указанием.

— Конечно. Но только как…

— Очень просто. Мы плывем в двадцати шагах от берега, и нет ничего легче, как забросить мою шляпу в кусты. Только я не могу этого сделать, а вы можете.

Маудлин даже улыбнулась, так понравилось ей это предложение.

— Хорошо, я сейчас.

— Только не торопитесь. Выждем удобный момент и тогда — гоп! Прощай, моя шляпа!

Это предостережение не было лишним. Непонятный для дикарей разговор пленников начал возбуждать в них недоверие. Под их злобными взглядами мисс Маудлин и Лаваред умолкли и стали внимательно рассматривать берега, не обращая внимания друг на друга. Это временно усыпило недоверие дикарей, и они снова перестали следить за европейцами.

— Ну, — прошептал Лаваред.

С быстротою молнии мисс Маудлин сорвала шляпу с головы Армана и резким движением бросила ее в кусты, где она и повисла на ветвях. Гребцы вскричали что-то. Они, без сомнения, тотчас же разгадали намерение Маудлин. Один из них стал что-то кричать пленникам. Не понимая слов, они поняли по его тону, что дикарь осыпает их страшными угрозами. Но скоро он замолчал и пальцем указал гребцам на злополучную шляпу. Лодка развернулась и направилась к берегу. Очевидно, дикари хотели снять шляпу с куста и, таким образом, лишить пленников последней надежды на спасение. Но лодка еще не успела приблизиться к берегу, как кусты зашевелились, точно под ветром, и на берегу показался орангутанг. По шелковистой светлой шерсти обезьяны было видно, что это совсем еще молодой экземпляр. Вытянув руку, орангутанг схватил шляпу и, гримасничая, надел ее себе на голову.

Туземцы заулыбались. Несколько человек бросили весла и схватились за ружья, но в это время с вершины дерева бросилось огромное волосатое тело, оно схватило малыша и увлекло его в чащу. Это была мать детеныша, которая увидела, что он подвергается опасности.

Но туземцы не были особенно огорчены этой неудачей. Обезьяна унесла шляпу и таким образом уничтожила следы европейцев. Пирога снова отплыла на середину реки и быстро понеслась по тому же направлению.

Два дня без отдыха гребли дикари. Берега по-прежнему сохраняли свой дикий и величавый вид. Лесные берега сменялись скалистыми, и тогда вода пенилась и бурлила, разбиваясь о камни, но легкие, искусно управляемые пироги проносились по этим быстринам, как по гладкому озеру.

Когда наступал вечер, пустынные берега оживали. Лесные звери сходились на водопой. Белоногие буйволы, бородатые кабаны, неуклюжие тапиры с наслаждением барахтались в воде у берега, иногда по лесу проносилось могучее рычание тигра, и тогда все звери бросались врассыпную. Но не всегда им удавалось убежать от страшного хищника. Гибкое тело вылетало из кустов и обрушивалось на спину какого-нибудь животного, и оно падало с переломленной зубами царя малайских лесов спиной.

На самой поверхности воды плавали крокодилы; ночные птицы и летучие мыши-вампиры бесшумно проносились в тихом ночном воздухе.

В это время даяки приставали к берегу и разводили большие костры, поддерживая их всю ночь по очереди. Но европейцы напрасно пытались уснуть. К их естественному беспокойству перед ожидающей их судьбой присоединились страдания от москитов, которые нестерпимо кусали их до самого утра.

Все это так утомляло и раздражало их, что, несмотря ни на что, им хотелось скорее быть на месте.

— В конце концов умираешь только один раз, — говорила Оретт, — но эти москиты меня вконец замучат.

Впрочем, дикари обращались со своими пленниками хорошо и старались, чтобы они были сыты. Лаваред даже заметил, что им предоставлялись всегда лучшие куски. Это, во всяком случае, не показывало желания вредить им, и Арман начинал чувствовать недоверие к страшным рассказам исследователей Борнео о жестокости дикарей.

Наконец показалась небольшая бухта, деревья вокруг которой были вырублены, и на том месте в беспорядке были поставлены хижины с коническими крышами. Очевидно, каждый выбирал себе место по вкусу, нисколько не заботясь о правильной группировке построек.