Запарковав на полупустой автостоянке, расположенной по соседству с комплексом жилых зданий, свою машину, он склонился и освободил ее от наручников.
Джине пришлось выползать через узкую дверцу. Она заколебалась, подавая ему свою ладошку, которая тут же утонула в его широкой.
Мертвой хваткой он прижал ее к себе, а свободной рукой нежно поглаживал ее локоть. Как ей было приказано, Джина склонила голову на грудь, отчетливо слыша, как бьется его сердце. Для постороннего взгляда они выглядели как увлеченные друг другом любовники, которые нежно прижимались друг к другу. Именно так и задумывал Морган.
Как все это странно, думала Джина, медленно направляясь с ним к подъезду жилого дома. Ей очень хотелось, чтобы кошмар побыстрее кончился. Главное, ее мучило, что она не добьется ответа на изводящий ее вопрос, никогда не узнает, преступник Морган или нет.
Как только они приблизились к подъезду, Морган, не промолвив ни слова, навалился на нее всем телом, прижав к стене. Выступ облицовки врезался ей в спину, оцарапал кожу. Она бросила на него пугливый, вопросительный взгляд.
— Продолжай притворяться, играй, — скомандовал он сдавленным шепотом.
Когда он опустил голову, Джина посмотрела на него широко открытыми глазами. Она даже представить себе не могла, что за этим последует поцелуй. И поцелуй этот не был сухим, грубым, как наказание. Неожиданно для себя она ощутила нежное прикосновение к ее щекам, к шее, к мочке уха Поразительная ласковость была в его губах, которые блуждали по ее лицу, дразня и возбуждая, причем он обнимал ее так бережно, словно она была самым хрупким созданием в мире. Любая женщина была бы покорена и восхищена этой нежностью.
— Обними меня.
Не раздумывая, она откликнулась на его просьбу. Ее руки обвили его шею.
— Ну же, лапочка. Ты можешь быть еще нежнее, — услышала она его шепот.
Помимо ее воли, трепет желания пробежал по телу.
— Закрой глаза и как можно крепче прижмись ко мне. Сделай это так, словно ты не хочешь меня отпускать.
Автоматически веки ее смежились. Ее руки как нарочно сильнее приклеились к его телу. Когда же его губы прикоснулись к ее губам, Джина почувствовала, что мир завертелся перед глазами. Ее губы приоткрылись, стали податливыми. Влажный, чуть шершавый язык вторгся в глубину ее рта. Он осторожно касался края ее зубов, как змейка извивался по своду нёба.
Джине показалось, что он пробует ее на вкус. Одной рукой он обнимал ее за шею, а пальцами другой поглаживал под подбородком. Он изменил положение головы, чтобы удобнее было ее целовать, и совершал этот ритуал со всей серьезностью. Внезапно необъятный мир сузился до размера их тел. Она больше не слышала ни шороха проехавших машин, ни ехидных замечаний прохожих. Джине казалось, что она была в плену чувств, порожденных этим человеком, заворожена непривычным возбуждением, которое им было вызвано.
До сих пор ее никто никогда так не целовал. Поцелуи были такими откровенными, такими жадными, словно он давно не испытывал подобного удовольствия и поэтому не мог оторваться от нее.
И никогда еще ни один человек не вызывал в ней такого яркого чувства, заставляющего пламенеть, терять голову, словно парить над землей. Джина полностью отдавалась этому новому ощущению, совершенно забыв о реальности.
Внезапно он отпрянул от нее. Сконфуженная Джина открыла глаза для того, чтобы взглянуть в его объятые огнем, ярко блестевшие глаза.
— Ладно. Хватит, — хрипло, но не грубо произнес он.
Слова эти заставили ее посмотреть на окружающее поверх его плеч. Она заметила пожилую пару, выходящую из подъезда и с осуждением смотрящую на них.
Джине стало невыносимо стыдно. Она спрятала пылающие щеки на груди Моргана. Боже правый! Она с трудом сообразила, что вела себя столь неподобающе. Отвечала на его поцелуи, как объятая страстью, умирающая от любви женщина. Позволила этому человеку целовать себя взасос, не сопротивляясь, без единого протестующего жеста, человеку, который терроризировал ее, унижал и удерживал при себе помимо ее воли. И еще радовалась этому. И не только радовалась — наслаждалась.
— Ого! Такая маленькая чопорная куколка, а прекрасно знаешь, как разогреть мужчину, — с усмешкой сказал он, проводя большим пальцем по ее губам, чтобы привлечь ее внимание. — Пойдем.
Холодные, жесткие слова резко контрастировали с жарким, страстным взглядом, которым он посмотрел на нее.
Джине показалось, что Морган осуждает себя за проявленную слабость и не только осуждает, а жестоко клянет.
Да, он был недоволен собой. Должен был быть простой поцелуй как составная часть той игры, которую он замыслил. Он предназначался для тех, кто наблюдал за ними. Поцелуй должен был служить маскировкой, своего рода трюком, который позволил бы тем, кто не спускал с него глаз, не разглядеть его лица, но обратить внимание на его одежду, поступки. Он уже использовал этот прием в прошлом, делая это расчетливо, автоматически и с холодным рассудком.