Неуловимый Сапожок

– Нет, – грустно ответила ее собеседница, – нет здесь никакой необходимости в ее скромности. Я вовсе не стыжусь своего визита… Вы очень горды. Я буду молить Бога, чтобы на вас не обрушились ни унижение, ни печаль, чего я так боюсь… Вряд ли когда-нибудь вы пожелаете со мной встретиться, леди Блейкни… Да, вы не пожелаете этого, и я уйду из вашей жизни так же легко, как в ней появилась… Но я пришла сюда сегодня с тайной надеждой совсем на другое. Если сэр Перси поедет во Францию… Дуэль будет иметь место где-то около Булони. Это я знаю точно… Быть может, вы захотите поехать с ним?

– Мадемуазель, я вижу, что вновь вынуждена напомнить вам..

– Что все это меня совсем не касается… Я знаю…

И даже согласна с вами… Но, видите ли, когда я шла сюда, в этой темноте, я никак не предполагала, что вы окажетесь столь горды… Я думала, что мне, как женщине, удастся тронуть ваше сердце… Однако, как видно, я все-таки слишком неуклюжа. Я была почему-то уверена, что вы непременно захотите поехать со своим мужем, если… если он будет настаивать на том, чтобы сунуть голову в петлю, приготовленную, как я догадываюсь, для него Шовеленом… Я сама скоро еду во Францию. Гражданин Шовелен обеспечил меня и мою горничную необходимыми документами… Я как раз теперь, оставшись совершенно одна, я думаю… думаю обо всем том ужасе, который это исчадие ада заставило меня совершить для него, и мне кажется, что было бы…

На этом она споткнулась и попыталась прочитать хотя бы что-нибудь на лице стоящей перед ней женщины, освещенной лунным светом. Но Маргарита, бывшая гораздо выше Кондей, прямая и замкнутая, не выказывала юной актрисе ни малейшего расположения, ни какой-либо растерянности. Она не прерывала длинных многословных объяснений француженки, смутно догадываясь, к чему она клонит. Маргарита молча наблюдала, как Дезире вытащила из глубокого кармана плаща сложенную бумагу и со скромным, даже застенчивым видом подала ее леди Блейкни.

– Моя служанка не собирается ехать со мной, – покорно сообщила она при этом. – Да и мне гораздо лучше будет ехать одной… Вот ее паспорт и… О, вам не обязательно даже брать его у меня из рук, – добавила она с самоуничижительной горечью, увидев, что Маргарита даже не шелохнулась в ответ на ее предложение. – Смотрите, я положу его сюда, среди роз!.. Вы все еще мне не верите?.. Это вполне естественно… Но у вас будет время спокойно подумать… и тогда вы поймете, что мое предложение совершенно искренне, что я хочу только помочь ему и вам.

Она наклонилась и положила бумагу на середину клумбы с тысячелистником и, не сказав больше ни слова, повернулась и ушла прочь.

Еще некоторое время удивленная, неподвижно стоявшая Маргарита могла слышать легкое шуршание платья по гравию тропинки, а затем отдаленный, похожий на рыдание, вздох.

Вскоре все стихло. Мягкий полуночный бриз раскачивал верхушки старых дубов и елей, шумел их мертвыми листьями, напоминая шепот задумчивых привидений.

Маргарите вдруг стало холодно, по ее телу пробежала легкая дрожь. Прямо перед ней в гуще темных листьев роз, почти невидимый в бледном свете луны, трепетал на ветру оставленный Кондей лист бумаги, производя странное меланхолическое впечатление. Некоторое время она наблюдала за ним, но вот от порыва ветра он рванулся, готовый улететь к реке. Взлетев, он снова упал на землю, и Маргарита, охваченная каким-то инстинктивным порывом, подбежала и подняла его. Затем, нервно сжимая его рукой, бегом направилась к дому.

ГЛАВА XV ПРОЩАНИЕ

По мере приближения к террасе Маргарита все отчетливее различала шум, издаваемый группой людей, которые шли несколькими футами ниже того места, где находилась она. Вскоре она различила мерцание маленького фонарика, услышала приглушенные голоса и звук воды, плескавшейся о борт лодки.

И в то же время совсем рядом с ней прошел кто-то с охапкой плащей и чемоданами. Несмотря на густую тьму, Маргарита узнала Бениона, конфиденциального слугу мужа. Оставив всякие раздумья, она бросилась вдоль террасы к тому углу дома, в котором размещались апартаменты сэра Перси. Но, не успев сделать и нескольких шагов, она увидела его высокую фигуру, лениво прогуливающуюся по тропе, огибающей в этом месте дом.

Он был одет в длинный непромокаемый плащ, широко распахнутый и открывающий прекрасный серый костюм. Руки его, как обычно, покоились в карманах бриджей, а на голове была та самая шапо-бра, которую он предпочитал всем остальным. И прежде чем успела подумать о чем-то или сказать хотя бы слово, Маргарита оказалась в страстных крепких его объятиях и пыталась лишь увидеть в слабом полуночном свете движение лица и выражение глаз, склонившихся к ней так близко.

– Перси, ты не можешь уехать… Ты не можешь… – взмолилась она, почувствовав его сильные нежные руки, его губы, стремившиеся к ее глазам, к волосам, к рукам, вцепившимся в отчаянной агонии в плечи этого великана.

– Если бы ты действительно любил меня, Перси, ты бы остался!