Неуловимый Сапожок

Шовелен мгновение растерянно смотрел на него, пытаясь сообразить, что же теперь лучше сделать. Он чувствовал нехорошее раздражение оттого, что все его старания произвести впечатление на сэра Перси пошли прахом. И хотя ему страшно не терпелось сейчас же предложить этому человеку свои условия, он предпочел подождать, пока тот сам начнет его расспрашивать. Бывший дипломат хотел ставить условия с жесткостью и презрением, оставаясь при этом совершенно спокойным и равнодушным, предоставив врагу быть нервным и раздраженным. Однако поведение сэра Перси совсем выбило его из колеи; то, что должно было выглядеть так патетически, превратилось в какой-то пасквиль; но более всего уязвляло гордость бывшего дипломата, что при всей его готовности к любым неожиданностям со стороны таинственного героя все же случилось то, чего он опять никак не мог предвидеть.

Тем не менее, еще немного поразмыслив, он пустился на новые ухищрения. Он встал, пересек комнату, стараясь не терять сэра Перси из поля зрения, хотя тот сидел совершенно неподвижно и, судя по всему, спал. Добравшись до двери, Шовелен открыл ее и торопливым шепотом отдал приказание сержанту своей личной охраны:

– Заключенную из шестого номера… Пусть двое тотчас притащат ее сюда.

ГЛАВА XXVI УСЛОВИЯ СДЕЛКИ

Не прошло и трех минут, как до напряженного слуха Шовелена донеслось шуршание юбок по каменному полу. Он же все эти три минуты, показавшиеся ему вечностью, молча следил – притворяется или нет – за своим врагом.

Услышав снаружи команду «стой», он тут же вскочил на ноги. В следующее мгновение Маргарита уже вошла в комнату.

Едва она переступила порог, сэр Перси совершенно спокойно, без какой бы то ни было спешки, встал и отвесил ей низкий поклон.

Она, бедная женщина, конечно же, увидела его тотчас. Его присутствие, срочный вызов Шовелена, кучка солдат у двери – теперь уже сомневаться было не в чем – самое страшное случилось.

Сапожок Принцессы, Перси Блейкни, ее муж, был в руках французских революционеров, и, несмотря на то что он стоял к ней лицом, что за ним было распахнутое окно, а враг, находящийся рядом, был практически беспомощен, он не мог из-за этих дьявольских мер, принятых Шовеленом, даже пошевелить пальцем для ее и для своего спасения.

К ее великому благу, природа в этой трагической ситуации оставила ей лишь самую малую долю чувств. Маргарита могла двигаться, говорить и слышать, видеть и даже отчасти воспринимать то, что говорилось вокруг, но все это она делала, как некий механический автомат или сомнамбула, без малейшего осмысления происходящего. Быть может, если бы она сейчас могла осознать все и представить то, что ее ждет, она потеряла бы рассудок от ужаса.

– Леди Блейкни, – обратился к ней Шовелен, едва солдаты вышли из комнаты. – Во время нашего с вами недавнего прощания я даже не предполагал, что так скоро буду удостоен чести беседовать с сэром Перси… Но, поверьте мне, пока никаких причин ни для печалей, ни для страхов нет… Еще всего лишь каких-нибудь двадцать четыре часа, и вы снова будете на борту «Полуденного сна» и на пути в Англию. Скорее всего, сэр Перси будет лично сопровождать вас, поскольку не имеет никакого желания позволить вам ехать в Париж. Так что я могу теперь совершенно уверить вас, что в глубине души он уже принял те скромные условия, которые я вынужден предложить ему, прежде чем подпишу приказ о вашем освобождении.

– Условия, – смутно и тупо повторила она, смущенно глядя то на одного, то на другого.

– Ты устала, д'рагая, сказал сэр Перси. – Быть может, тебе все-таки лучше сесть?

Он галантно пододвинул ей стул. Она попыталась хотя бы что-нибудь прочесть на его лице, но из-под тяжелых век, упорно скрывавших глаза, не было видно ни единого проблеска.

– О, нужна всего лишь одна маленькая подпись, – продолжал Шовелен в ответ на ее вопрошающий взгляд, поигрывая при этом разбросанными на столе бумагами. – Вот и приказ о разрешении сэру Перси Блейкни и его жене, урожденной Маргарите Сен-Жюст, беспрепятственно покинуть город Булонь.

Он протянул бумагу. Маргарите, как бы приглашая взглянуть на нее. Она бросила взгляд на эту бумагу, содержащую в себе все атрибуты официального документа, девиз Французской Республики, печать, подпись и вписанные имена – ее и Перси.

– Все в полном порядке, уверяю вас, – продолжал Шовелен. – Не хватает только моей подписи.

После этого он взял другую бумагу, представляющую довольно длинное, но очень компактно написанное письмо, которое буквально приковало взгляд Маргариты, – она почувствовала, что приближается самый важный момент. Во взгляде тщедушного французика читались прямо-таки сверхчеловеческие жестокость и злость, когда он смотрел на сэра Перси, лаская руками этот листок бумаги.

– Я совершенно готов подписать приказ о вашем освобождении, леди Блейкни, – сказал он, продолжая все так же пристально разглядывать сэра Перси. – Едва лишь он будет подписан, как вы тотчас убедитесь, что все наши меры, направленные против граждан Булони, аннулируются, а в силу вступают всеобщая амнистия и прощение.

– Да, я понимаю.