Неуловимый

— Хорошо, — я лег на душистый папоротник и закрыл глаза. Спать мне не хотелось, а если бы даже и хотелось, я все равно не смог бы заснуть, но мне нужно было навести порядок в собственных мыслях. Значит, мы дежурили у «сейфа» Царского. А почему он спрятал сокровище именно здесь? Каждый, кто трясется над своим золотом, стремится хранить его где-то поблизости, чтобы удобно было стеречь. Если Царский был действительно таким, как рассказывает Леля, и имел много денег, он должен был хранить их в доме. Или зарыть во дворе, в саду, в сарае. Или же где-то в лесу — ведь он был тесняком и знал каждое дерево, камень, овраг. Я слышал множество всяких историй о кладах. Искатели кладов раскапывают старые могилы, выворачивают камин у родников, выкорчевывают одинокие деревья. Но почти все, что зарыто в земле, обычно обнаруживается совершенно случайно, причем в таких местах, где никто и не предполагал его найти… Может, все это какая-то уловка? Утром Фифи повела меня на бесцельную прогулку, после обеда Андонов послал в качестве статиста участвовать в спектакле абсурда со стрельбой возле туристского приюта, сейчас Леля притащила меня к черту на кулички слушать ее глупости и любоваться полнолунием. Какое сегодня число? Четырнадцатое или пятнадцатое? А какой день? Сколько уже ночей я не спал по-человечески в своей кровати? А куда, черт побери, отправились доктор Эйве и Вэ Петрова? Где Леля пропадала все утро и почему именно с Барменом?

Когда не можешь решить кроссворд, лучше всего вообще его забросить и постараться о нем забыть, как ни неприятно чувствовать себя побежденным. Впоследствии понимаешь, что поступил правильно — что из того, что ты не знаешь какую-то там реку Замбези. Если б ты ее и знал, не стал бы от этого умнее…

Иногда мы с бабулей ездили в лес за папоротником на тележке, в которую был впряжен ослик. Папоротник срезали серпами, наполняли листьями тележку, я садился сверху, а бабуля вела ослика. Папоротник источал сильный и приятный запах. В саду мы приготавливали специальное хранилище для яблок и покрывали его листьями. Зимой я проделывал дыру в толстом слое папоротника и, засунув, внутрь руку, вытаскивал свежие сочные яблоки. Они были превосходны на вкус и разительно отличались от вялых анемичных яблок, которые продают зимой в магазинах. Кто помогает сейчас бабуле ездить за папоротником? Да и вообще — ездит ли она за ним? Усталость после целого дня беготни и тепло уютного гнездышка, в котором я лежал, ощущая близость Лели, вскоре дали о себе знать: я заснул. Проснулся я от взволнованного шепота:

— Проснись! Идут!

Я хотел было поднять голову, но Леля прижала ее и земле:

— Погоди! Их еще не видно.

Но шаги были слышны. Они приближались. Потом затихли. Я услышал звяканье какого-то металлического предмета, который положили на землю, затем мужской голос сказал:

— Давай сперва отдохнем!

Леля сжала мне локоть. Сквозь просвет мы видели надгробный памятник, но пока возле него никого не было. Явно, пришедшие сидели в стороне, вне нашего по-ля зрения. Спустя несколько минут тот же голос спросил:

— Который час?

— Полвторого, — ответил другой голос, и я вздрогнул: это был бархатный баритон ветеринара.

— Ну, давай начнем, а там видно будет!

Я уже был уверен, что с ветеринаром не кто мной, как его тесть, мой добрый знакомый, непревзойденный мастер по изготовлению домашних колбасок и красного вина.

— Прости, Господи, нас грешных, — добавил он, и тут я увидел, как он прошел перед памятником и как будто перекрестился. — Но самое большое зло сделал этому человеку другой. Обещаю поставить ему свечку в монастырской церкви, если мы найдем то, что ищем!

— Конечно, найдем! — самоуверенно произнес ветеринар, которого я пока не видел. — Месяц назад он все здесь крутился. С киркой. Зачем ему была нужна кирка? Чтобы копать.

— Один копает, чтобы закопать, другой — чтобы откопать, — философски заметил корчмарь. — Так что пока глаза не увидят, не верь! Но взялся за гуж, не говори, что не дюж, а там что Бог даст. Ты уверен, что нас никто не выследил?

— Конечно! Кто потащится в горы ночью?

— Не знаю, но эти отдыхающие все шляются туда-сюда. Очень любят прогулки при луне.

— Все спят, как убитые! — сказал ветеринар, и по другую сторону креста возникла его фигура. — Я буду копать, а ты выкидывай землю. Думаю, копать надо возле самого памятника.

— По ходу дела будет видно, — мудро заметил корчмарь. — Ежели он, да будет земля ему пухом, спрятал свое добро здесь, земля будет мягкой.

Ветеринар взмахнул киркой, ударил. Затем еще и еще раз. Выпрямившись на секунду, сказал:

— Кажется, земля мягкая. Здесь копали.

— Тогда давай дальше! — хриплым голосом распорядился корчмарь.

Сжав Леле руку, я прошептал ей в ухо:

— Браво!

В ответ она приложила палец к моим губам. Мы находились настолько близко к искателям клада, что любое неосторожное движение могло нас выдать. Минут через десять непрерывной работы ветеринар выпрямился, отошел в сторону.

— Выкидывай землю!

Корчмарь стал внимательно выгребать землю. Спустя некоторое время ветеринар произнес:

— Лишь бы нас никто не опередил!