«Потому что ты вырвала мое сердце и оставила истекать кровью».
— Я предпочитаю называть это «умный».
— Умный? — Грусть и сожаление смягчили ее взгляд. — Ты забываешь, Этан. Я знаю, что скрывается под твоим панцирем. Я знаю тебя, и ты не такой.
Странная боль сжала его грудь, но он смог сохранить равнодушное лицо:
— Ты утверждаешь, что знаешь меня, несмотря на десять лет порознь.
Она пересела напротив, чтобы глядеть ему в глаза:
— Можно кое-что спросить?
Он поежился:
— Смотря что.
— Ты любил кого-нибудь из тех женщин, которых так жестоко бросал?
— Они знали условия, когда связывались со мной.
— Ты уклоняешься от ответа.
— Это важно?
— Я бы не стала спрашивать.
Этан посмотрел на нее: ему не нравилась тема разговора. Он планировал соблазнить ее, побороть ее сопротивление, ослепить романтикой. Он планировал разрушить ее, сделать уязвимой, не утратив ни капли самообладания. И он точно не собирался говорить с ней о любви.
— Любовь — это выдумка маркетологов, чтобы продавать цветы и открытки доверчивой толпе.
— То есть — «нет».
— Любовь делает людей несчастными. Мне это не подходит.
— Из-за моего поступка?
— Нет, Кейт. Из-за того что я вырос.
Выражение ее лица, мягкое и виноватое, сказало ему, что она понимает его ложь.
— Мне жаль, что я заставила тебя бояться любви.
Раздражение витало вокруг него, вынуждая забыть о планах на медленное соблазнение. Он хотел сделать ей больно сейчас, наказать за отказ признавать его власть.
— Я не боюсь любви.
— Тогда почему ты до сих пор один?
— А ты?
Она сделала глубокий вдох, и в ее изумрудных глазах появилась боль.
Сдерживая порыв обнять ее и извиниться, он проговорил:
— Не можешь справиться, когда вопросы задают тебе?
Секунду она просто смотрела на него.
— Я одна, потому что я так хочу, — наконец заговорила она. — Я хочу семью, надежность и кого-то, к кому я буду возвращаться по вечерам. Я хочу кому-то улыбаться, для кого-то вставать по утрам, хочу наполнить свою жизнь смыслом. Я хочу, чтобы меня любили без всяких условий. И, даже зная, что это невозможно, я не стану соглашаться на меньшее. — Она приподняла подбородок, ее дрожащие губы и срывающийся голос болью отзывались в нем. — А какое у тебя оправдание?
— Мне оно не нужно, — ответил он, игнорируя странное желание утешить ее. — У меня есть все, чего я хочу, и я полностью доволен своей жизнью.
— Тогда почему ты преследуешь меня?
Он молча посмотрел на нее.
— Если ты полностью доволен, то зачем устраивать бардак? Со всей нашей историей, со всем уродливым багажом прошлого, почему ты решил соблазнить меня, а не тех женщин, которых ты мог получить безо всяких последствий.
— Потому что.
— Потому что? — Она вздохнула. — Как это может быть причиной?
— Я не знаю, — бросил он. — Может, я хочу доказать, что я достаточно хорош, чтобы претендовать на тебя.
Эти слова повисли между ними, говоря гораздо больше, чем он хотел. Но было слишком поздно. Кейт смотрела на Этана, и его уязвимость заставляла ее страдать за того мужчину, которым он когда-то был и который теперь спрятался ото всего мира. Даже от самого себя.
— О, Этан, — мягко проговорила Кейт, поднимая руку к его лицу и ловя его взгляд. — Ты всегда был хорош для меня. Как ты мог в этом сомневаться?
Он отнял подбородок от ее руки и отвернулся.
— Избавь меня от своей чертовой жалости! — Он поморщился и поджал губы.
— Что?.. Это не жалость, — настаивала она. — Почему ты думаешь, что я жалею тебя?
Когда он проигнорировал ее, переключив внимание на пробегающие мимо огни города, ведущие в парк, она перестала требовать ответов и просто смотрела на него. От него исходило напряжение, и вся его поза говорила, что он построил стену вокруг себя, что он одинок. И от этого ей хотелось обнять его и прижаться к его груди. Она хотела растопить холод внутри его, утешить его и ободрить.
— Парк очень красивый, — сказала Кейт, когда они выехали к деревьям, окружавшим дорогу к Центральному парку.
— Да, — коротко согласился он.
Это было немного, но это было начало. Она провела пальцем по узору на пледе, возле его бедра, но не касаясь его.
— Я забыла, как здесь хорошо пахнет.
Он не ответил, и ее слова умерли в тишине холодного октябрьского вечера. Через какое-то время она взяла его за руку, положив ладонь поверх его кулака. Он не шевелился, пока она, не почувствовав себя глупо, не попыталась убрать руку.
— Не надо, — сказал он, нарушая тишину.
Он перевернул руку и сжал ее пальцы. Несмотря на холод, он был теплым, и его жар проникал через ее длинную белую перчатку.
— Этан…
— Не разговаривай, — проговорил он, не глядя на нее и только сильнее сжимая ее руку. — Просто наслаждайся поездкой.
Девушка кивнула, и в ней стала зарождаться надежда. Может, сейчас они смогут двигаться дальше. Без преград. Без лжи.
Когда они медленно ехали по парку, держась за руки, ее надежды превращались в невыносимый натиск желания. Казалось, что они единственные люди в парке, а остальной мир бешено вертится вокруг них.