Неумышленное ограбление

— Не знаю, что же делать со Светкой? Она лезла к Дроздовцеву и добилась своего — вы знаете, что он с ней сделал. Олег получил по заслугам. Но теперь Света совсем съехала с тормозов. Дроздовцеву выпала честь, так сказать, поднять шлагбаум, и теперь у меня в глазах рябит от Светкиных поклонников. Сегодня она с одним — завтра с другим. Неужели она со всеми ними, извините за выражение, спит?

Тупольский даже покраснел. Скромняга. Другой на его месте, не смущаясь, употребил бы гораздо более сильный и получивший повсеместное распространение глагол.

— А в Англии? Остается надеяться только на осмотрительность англичан и языковой барьер. А я ведь ей не отец, она в любой момент может послать меня к черту с моими нравоучениями.

Святая простота. Я даже перестала обрабатывать суфле. Да как же Светка его пошлет? Да она, словно вакуумная присоска, сама от него до конца жизни не отстанет. Света не дура и понимает, что без денег Тупольского она всего лишь заурядная девица, которых сейчас, красивых, длинноногих, в столице бескрайнее море.

— Светка у меня была, — сказала я решительно. Не могу смотреть, как страдает хороший человек. — Она вас не бросит. Она вас почти любит. Пока за ваши в нее капиталовложения. А через пару лет, Бог даст, полюбит по-настоящему. Светка и сейчас заметно изменилась. Она сказала мне, что вы единственный человек, которого волнуют ее проблемы, а она к вам несправедлива.

— Правда? — Тупольский на глазах начал было уменьшаться, оседать, как мое суфле, но тут же быстро сконцентрировался и сосредоточенно принялся отсчитывать деньги от пачки купюр — эта нехитрая операция помогла ему преодолеть внезапно нахлынувшую после моих слов горячую волну смущения. Таня, к сожалению, я должен идти. У меня встреча. Было приятно с вами встретиться. У вас дар поднимать другим настроение. Куда вас подбросить?

— А разве вы на машине? Спасибо, все было очень вкусно.

— А вы ее не заметили? Машина ехала за мной следом.

Нет, он положительно сделался миллионером. Недалеко от кафе под сине-красным знаком «стоянка запрещена» припарковался серый «крайслер». Солидно и неброско.

Высадив меня около моего дома, ВэПэ на прощанье сказал:

— Если нужна помощь — сразу ко мне. Телефон знаете, надеюсь. Там автоответчик, но вы его не пугайтесь. В гости приезжайте. Я, кстати, похоже, скоро сильно развернусь и тогда буду сватать вас на должность директора службы «паблик рилейшнз».

Я энергично замахала руками:

— Ну нет, хватит с меня этого!

* * *

Конкретное подтверждение того, что в мире неспокойно, мы получили в понедельник, 22 сентября.

Серж пропадал два дня со своим бизнесменом-англичанином, которому он усиленно навешивал на уши макароны из оружейного плутония. Он все-таки добился своего — ему поверили и даже один раз уже пытались продать отработанные материалы из атомного реактора, которые они с англичанином возили в лабораторию для анализа. Следующим шагом, по идее, должна была стать покупка настоящих радиоактивных элементов. Сергей и сам вполне сошел бы сейчас за полкило урана — энергию он излучал бешеную, а дома появлялся, как депутат в приюте для престарелых — отметиться. Я одичала и очень устала бояться за него.

Марина развлекала меня в этот день как могла. На «вольво» мы отправились в подмосковный фешенебельный поселок, охраняемый милицией, где у Марины была шестикомнатная квартира в доме-«крепости». Иностранные бизнесмены, понимаете ли, неуютно чувствуют себя в криминогенной столице. И некоторые предприимчивые компании отстроили для них жилые комплексы в стиле fortress[7] в подмосковных лесах. Искусственный пруд, охрана, международная линия для установки факса.

За городом Марина доверила мне руль «вольво», и я смогла освежить воспоминания туманной молодости. Когда на автокурсах мы первый раз выехали в город, инструктор в три минуты стал совсем седым. И по сей день вожу я мерзко (чтобы не сказать хуже), так как мне не часто приходится этим заниматься, но Марина стойко перенесла шесть ям, которые мне не удалось объехать и на которые «вольво» не была рассчитана.

Свою квартиру Маринка обставляла по каталогу. Тыкала пальцем в фотографии — шторы вот такие, а паркет — вот этот, плинтуса белого цвета и вот эту прозрачную китайскую вазу с райскими птицами — вон в тот угол. Первый раз я увидела (не по телевизору) платяной шкаф длиной восемь метров. Я ходила из комнаты в комнату с разинутым ртом, из золотисто-белой спальни в сумрачно-красную столовую, нажимала клавиши огромного рояля в гостиной (и кто на нем играет?) и падала на лимонно-фиолетовый диван. Марина с естественным равнодушием руководила экскурсией и предлагала мне брать все, что нравится: ей все равно ничего уже не надо. Я бы взяла рояль, но тяжело нести.

— Знаешь, — обронила она грустно после очередного залпа моего восхищенного оханья, — я бы все это барахло отдала, чтобы любить кого-нибудь так, как ты любишь Сергея. Но я на это, кажется, уже не способна.