Неумышленное ограбление

- У меня в жизни было только два человека, которыми я дорожила, - Катя и ты. Он решил зачеркнуть сразу вас обеих. Как ты теперь ко мне будешь относиться? С отвращением? Я ведь убийца...

- Эванжелина, бедная ты моя...

- Знаешь, я, конечно, уеду. Но если в конторе ты случайно найдешь эти проклятые фотографии, ты их уничтожь, ладно?

Я подошла к тумбочке и вытащила белый плотный конверт, украденный мною из стола Олега. Там лежали фотографии и негативы.

- Все это время они были у меня. Эванжелина не притронулась к конверту, она закрыла лицо руками.

- Я десять раз порывалась расспросить тебя об этих фотографиях, но никак не могла решиться. И ты ведь эту неделю избегала меня, правда?

- Таня, так, значит... Как же он... Значит, у него их и не было, когда он шантажировал меня?

- Он ведь тебе их не показывал, да? А ты и не требовала?

Эванжелина замотала головой:

- Мне было так стыдно.

Мы сидели на кровати поникшие, словно спрыснутые дустом маргаритки.

- Таня, ты же не будешь меня теперь презирать?

- Эванжелина, не знаю. Я знаю только то, что все равно тебя люблю.

- Я убила человека...

- Знаешь, а ведь он был премерзкий. Ты истребила заразу похуже СПИДа.

Эванжелина так и не посмотрела фотографии. А если бы посмотрела, то удивилась бы. Фотограф действительно оказался мастером. На разноцветных снимках сидела и лежача восхитительная, волнующая Эванжелина. Никакой пошлости. У меня не поднялась рука порвать их.

...Во вторник я возвращалась из Шереметьево-2. Накрапывал мелкий дождик, и впервые повеяло осенью. Над головой в черном небе пролетали самолеты - в Париж, Мюнхен, Нью-Йорк. В одном из них сидели Эванжелина и Катя. Сейчас они вдыхали запах обшивки, в последний раз смотрели сквозь вибрирующий иллюминатор на рассыпанную разноцветными огнями Москву и вытирали со щек последние слезы. А я стояла здесь, внизу, около стеклянной, покрытой капельками дождя стены аэропорта, и мне было прохладно и хорошо. Полчаса назад, глядя на озабоченных торопливых людей, которые перевозили на металлических тележках чемоданы, и на зареванные лица Кати и Эванжелины, я приняла решение. Теперь я не буду жить так; как прежде, я стану совсем другой.

Когда, отряхивая мокрый плащ, я вошла в квартиру, в гостиной тепло светила люстра и работал телевизор. В прихожую вышел Серж с Антрекотом под мышкой.

- Ночь на дворе, - сказал он недовольно, - где ты ходишь?

Часть вторая

ПОХИЩЕНИЕ

Благие намерения в области самоперевоспитания обычно так и остаются всего лишь намерениями. Клятва, данная мной в аэропорту, вести более активный и полезный обществу образ жизни, была благополучно забыта. Первую половину сентября я предавалась блаженному безделью - ведь было от чего отдыхать: август выдался более чем насыщенным событиями.

Самое ужасное, что эти две недели даром не прошли - неосмотрительная утрата бдительности (а Сергей усиленно компенсировал мой сексуальный простой за время своего отсутствия) обернулась катастрофическим результатом. Наступил тот день, когда по расписанию я должна была бы с треском вспороть новую упаковку "Тампакса", но этого - о, какой ужас! - не понадобилось. Допрыгалась, курица безработная. В консультации меня, похоронно-грустную, похвалили за быстрое реагирование и сказали, что надо начинать запасаться пеленками-распашонками. "В вашем возрасте, милочка, давно пора стать матерью".

При мысли о пеленках, детском поносе и неизбежной необходимости становиться лучше - ведь детей можно воспитывать только личным примером - у меня начинала вяло ныть верхняя челюсть. Но при мысли об аборте отнимались нижние конечности. Когда же я неосторожно осведомилась у одной замотанной обладательницы двух очень подвижных отпрысков - как это, рожать? - и она с лицемерным сочувствием выложила мне на пятнадцати страницах мелким шрифтом о кошмарных, невыносимых муках роженицы ("некоторые, бывает, сутками лежат..."), то мои волосы - не очень короткие - встали дыбом на голове по всей их длине. За что же мне такое наказание?

Также появилась у меня мысль, что надо бы и Сержу дать знать - пусть порадуется, бандит, что способен творить и созидать не только в сфере журналистики. Думаю, он обрадовался бы. Все-таки не двадцать лет товарищу, пора позаботиться и о потомстве. Пеленки стирать конечно же будет он, и ночью вставать будет тоже он, но вот грудью-то кормить придется все же мне, и на кого я тогда стану похожа?

К счастью, моя природная способность находить даже в самых мрачных ситуациях поводы для радости и тут подсказала, как можно извлечь из отчаянного положения максимум положительных эмоций. Во-первых, надо будет подвигнуть Сержа на новую шубу - чтобы в январе, когда последствия его интервенции станут очевидными, я смогла бы скрывать от окружающих свое истинное положение. Во-вторых, рожать все равно когда-нибудь придется, и тогда лучше сделать это сейчас, пока у меня не сыплется песок с челюсти и не отпадают на ходу запчасти. Детям, в принципе, если хорошо их выдрессировать, тоже можно найти применение: их можно использовать для всяких мелких поручений.