- Эванжелиночка, - неуверенно бубню я, - если мужчина удовольствовался голым сексом, то он изначально ущербен. Ну и забудь, пусть себе катится. Эванжелиночка, тебе только двадцать девять, и впереди в жизни тебя ждет мужчина, который не остановится лишь на изучении отдельной части твоего организма, а заглянет тебе в сердце и узнает, какая ты удивительная, милая, добрая, как ты умеешь любить и быть преданной, верной, бескорыстной. Ты только не разменивайся на озабоченных придурков...
Но из моей лицемерной проповеди (как это ни грустно, но я уверена, что новый более-менее настойчивый озабоченный придурок опять же добьется своего) Эванжелина воспринимает только слово "придурок", и это вызывает новый залп всхлипываний и подвываний.
Точно такие же несчастные глаза и залитые слезами щеки я видела двадцать лет назад, когда из всей веселой и многочисленной команды уличных соловьев-разбойников только одна Эванжелина ухитрялась зацепиться платьем за железку, свалиться на асфальт и разодрать в кровь коленки.
И тринадцать лет назад было то же самое, когда из сексуального бума, охватившего наш десятый класс, одна лишь Эванжелина выбралась с растущим животом, на который мы вдвоем смотрели с благоговейным ужасом и не знали, как его ликвидировать втайне от родителей. Родители были суровы и прямолинейны.
В двадцать четыре года Эванжелина, как в бурную реку, ринулась замуж. Восьмилетняя и обожаемая дочка Катя была со стонами отдана бабуле-коммунистке в подмосковную деревню, а Эванжелина завертелась в круговороте презентаций, посольских приемов и заграничных поездок. Кратковременный муж сумел предоставить ее изумительной красоте соответствующую оправу. И Эванжелина сверкала, как искусно ограненный алмаз. Год сказочного замужества окончился внезапно и трагически. Мужа сбила машина, он оказался замешанным в каких-то мафиозных делах. Эванжелину в траурном наряде затаскали по судам, конфисковали имущество, из которого удалось сохранить лишь квартиру, записанную на Эванжелину, и то барахло, которое мы спрятали у меня.
Муж был хотя и гангстером, но веселым и горячо любимым. После его смерти Эванжелина похудела на семь килограммов, закончила курсы косметологов и забрала из деревни Катюшу. Теперь днем она ковыряла и массировала физиономии богатых теток, а вечером мы с ней смотрели видик, листали каталоги и мечтали, что купим или сошьем в будущем.
Катюша (какое счастье, что тогда, в десятом классе, нам все-таки не удалось найти врача, промышляющего подпольными абортами!) выросла в тринадцатилетнюю серьезную девицу. Внешность она унаследовала от Эванжелины, а мозги - от очкастого студента-дезертира. Она любила свою молодую и безответственную мамашу, но благодаря пуританскому воспитанию в деревне у бабули - строительницы одной из веток БАМа - и влиянию английской спецшколы, к этой любви примешивались жалость и осуждение.
Сквозь теплый, ветреный июль мы неторопливо доковыляли до зарплаты. А зарплаты мы ждали, как ждут младенца в семье, где врачи предрекли окончательное бесплодие. И она не обманула наших ожиданий. 31 июля я получила в руки пачку "деревянных" и в отдельном конверте - стодолларовую купюру.
В тот же вечер к нам примчалась Эванжелина. Она все еще пребывала в роли жестоко обманутой женщины, но уже искрилась предвкушением какой-то головокружительной аферы.
- Мы идем в казино! - закричала она с порога. - Мы выиграем десять тысяч, нет - сто тысяч долларов!!!
Идти в валютное казино с одной стодолларовой бумажкой, первой, которую я держала в руках за всю свою жизнь, казалось сумасшествием. Но Эванжелина в два счета доказала мне преимущество ста тысяч перед одной сотней, мой мысленный взор уже кровожадно шарил по полкам валютных магазинов города, и я сдалась. Если маховик несчастий, постигших меня в эти месяцы, был запущен, когда я устроилась на новую работу, то своим решением посетить казино мы сообщили ему дополнительный заряд энергии.
Для налета было выбрано "Макао" - на "Савой" не хватило духа, да и входная плата там съела бы все наши сто долларов.
Первого августа, в субботу, Эванжелина притащила два мини-платья, потом профессионально изобразила на наших лицах фирменный мейкап "Сумерки в тропическом лесу", и, глотнув для смелости по 153 грамма амаретто "Казанова" из коллекции Сергея, мы отправились навстречу неизвестности.
В радиусе двадцати метров от входа в казино брусчатка была тщательно вылизана и как будто бы надраена наждачной бумагой. Крепыш в форменном пиджаке приоткрыл перед Эванжелиной тяжелую резную дверь, а мне преградил путь грудью, способной прикрыть сразу три амбразуры.
Между мной и охранником состоялся следующий диалог:
- Have you got hard currency? <У/>есть валюта? (англ.)>.
- Ma certo, caro, pensai che posso qui venire senza avere i soldi? <Конечно/>, дорогой, ты думал, я сюда без денег приду? (ит.)>.
- Извините, синьора, пожалуйста, проходите, я принял вас за русскую...