— Лучше пусть вмешивается в мою, чем в твою, — пробормотал он, и это тоже был хороший ответ.
— Это все равно отстой, — заявила я, и его глаза встретились с моими.
— Да, — тихо согласился он. — Хуже всего то, что в своей миссии сделать меня несчастным она втягивает моих детей. Без задней мысли. Вот это настоящий отстой.
Я склонила голову набок, чтобы выразить свое согласие, затем посмотрела на свою тарелку и откусила кусочек пиццы.
Затем я услышала, как он приказал:
— Включи телевизор, Рыжая, — отчего я тут же перевела на него взгляд.
— Что?
— Включи телевизор, — повторил он.
Я уставилась на него, потом повернула голову, чтобы посмотреть на телевизор, потом снова посмотрела на него.
— У меня нет телевизора.
Его брови нахмурились, он посмотрел на телевизор, потом снова на меня.
Потом спросил:
— А что там в углу? Произведение современного искусства?
Я улыбнулась ему, потому что эта была шутка, поэтому ответила:
— Я имею в виду, что у меня нет кабельного телевидения, есть только один канал PBS, и тот показывает нечетко.
Он изучающе смотрел на меня, потом медленно спросил:
— У тебя нет кабельного телевидения?
— Я не смотрю телевизор, — заявила я ему.
— Ты не смотришь телевизор, — повторил он.
— Нет. Я использую телевизор только для просмотров фильмов.
— Ты не смотришь телевизор, — опять повторил он.
— Нет, не смотрю.
— Ты пьешь чай, занимаешься йогой и не смотришь телевизор, — заявил он.
— Ага, — ответила я.
— Господи, — пробормотал он, качая головой, и легкая улыбка заиграла на его губах, затем он приказал: — Тогда включай фильмы.
— Что?
— У тебя же есть фильмы?
— Ну, да.
— Включи какой-нибудь.
Это было нехорошо, и причина, по которой это было нехорошо, заключалась в том, что это было слишком уж хорошо. Я не хотела признаваться, но мне понравилось. Пиво было вкусным, пицца — великолепной, Тэк был веселым, честным и общительным, было еще лучше.
Я попала в настоящую беду.
— Тэк… — начала я.
— Включай фильм, Рыжая.
— Я…
Он наклонился ко мне, и я откинулась назад, но благодаря своему росту его лицо оказалось напротив моего.
— Включи кино.
Я посмотрела ему в глаза. Они были очень, очень синими.
О, черт.
Затем без моего разрешения губы сами сложились в слова:
— Какой фильм ты хочешь посмотреть?
Тэк слегка отодвинулся назад.
— На твой выбор. Поставь свой любимый фильм.
Я посмотрела ему в глаза. Затем сообщила:
— Не думаю, что тебе понравится мой любимый фильм.
— Он на английском?
Я ничего не могла с собой поделать и снова улыбнулась, утвердительно кивнув головой.
— Тогда включи его.
Я вздохнула, приняла свое дурацкое, самое дурацкое, идиотское решение и пробормотала:
— О, хорошо, — потом сняла ногу с другой ноги, поставила тарелку на столик и подошла к телевизору. Открыла шкафчик под ним, просмотрела свои DVD-диски, нашла тот, что искала, и «включила его».
Я достала пульт, который прятала в ящике стола, вернулась на свое место рядом с Тэком, взяла тарелку и откинулась на спинку дивана, не отрывая глаз от телевизора, включила фильм.
Пятнадцать минут спустя Тэк пробормотал:
— Господи, Рыжая, что это?
— «Цветы лиловых полей», — ответила я, не глядя на него.
Он больше ничего не сказал, и я тоже. Я доела свой кусок пиццы, допила пиво, начала новый и, как обычно, погрузилась в один из самых тяжелых и самых красивых фильмов всех времен. Я углубилась в сюжет, потом начала плакать. И когда я начала плакать, то остро ощутила присутствие Тэка, мне не хотелось, чтобы он видел и слышал мой плачь, поэтому сжала губы и попыталась дышать ровно, чтобы сдержать слезы, не отрывая глаз от экрана.