Неуправляемый таран

Оказалось, он уже с ним обо всем договорился. Устный договор заключен, и Лия отныне имела права на все песни, которые он уже создал и которые пока только в проекте. Игорек улыбался, как будто это был самый лучший день в его жизни, а у самого под глазом надувался фингал. Похоже, это была печать, которой Гоша скрепил их договор.

Юршин предложил тост за успешное продолжение начатого дела и собрался уходить. Лие он велел укладываться спать, а Игорька забрал с собой.

На улице время от времени громыхали охотничьи ружья, в темное небо нет-нет да взлетали осветительные ракеты. Лия не удивилась, когда под самым окном грохотнули выстрелы. А минуты две спустя в дверь забарабанили.

– Лия, открой! – как бешеный, орал Игорек.

Она открыла дверь, и он ввалился в прихожую, теряя равновесие. Парень упал на колено, поднялся, потянулся к телефону.

– Что случилось?

– Там… Там… Георгия Сергеевича убили!

– Как убили? – простонала потрясенная девушка.

Игорек махнул рукой, схватил трубку, набрал двузначный номер. Лия набросила на себя пальто и прямо в тапках спустилась вниз.

Гоша лежал под козырьком подъезда. Лежал на спине, широко раскинув руки. Стекленеющие глаза смотрели на лампочку в шарообразном плафоне, которая светила ему в лицо. Дубленка нараспашку, пиджак расстегнут, белая рубашка вся в крови…

Его убили. И Лия догадывалась, кто… Игнат обещал убить Гошу, и он это сделал. И не важно, что чужими руками. Следующей на очереди была она. Ведь она предала Игната, и он обязательно ее за это накажет…

Часть II 1992–1995 гг.

Глава 13

Старый, скошенный набок «Икарус» нещадно чадил, набирая скорость. Дизельная копоть проникала в салон, лезла в нос. Пассажиры ругались, выражая свое недовольство, и только Игнат ничуть не возмущался. Все равно на чем и как ехать, лишь бы домой…

Два года как с куста. От звонка до звонка. В отрицалах Игнат не числился, но и с лагерным начальством не ладил. Терпеть он не мог ментов, и те отвечали ему взаимностью. Поэтому он даже не стал подавать на условно-досрочное освобождение: знал, бесполезное это занятие.

Зато сейчас у него свобода не условная, а реальная. И он возвращается домой, полностью искупив свою вину перед законом. Только вот раскаяния нет. И от пистолета он бы сейчас не отказался. Хотя можно обходиться и без него. Он и ножом виртуозно владеет, и даже голой рукой убить может. А ситуация в родном городе непростая, там спокойной жизни не будет.

– Чего жмешься, как не родная? – криво усмехнулся он, глянув на девушку, которая сидела справа от него.

Эту чернобровую брюнеточку он приметил еще в Ростове, на автовокзале. Миловидное лицо, выразительные глаза, точеный носик, пухлые губки. Светлое облегающее платье из мягкой тонкой шерсти, бордовый кожаный пиджачок, лакированные полусапожки. Платье с высоким воротом и до колен, полусапожки на среднем каблуке, но скромницей она не выглядела – может, из-за распущенных волос – тяжелых, густых и прямых. Не скромница она, но точно не распутница.

– Не бойся, не обижу.

У Игната волосы тоже ровные. Потому что длиной не больше сантиметра. Отрастут, начнут кучерявиться, а ему это не нравится. Да и шла ему короткая стрижка, он это знал. Прикид у него стремный, чего уж тут говорить. Вроде бы исправительно-трудовой режим был в лагере, а не санаторный, но Игнат не похудел там, как раз наоборот. Не раскабанел, нет, но в росте и в размерах прибавил значительно. Не налезала на него старая одежда, пришлось обзаводиться новой. Только новый этот прикид был куда хуже старого. Бурсацкие брюки – засаленные и затертые, растянутый и тронутый молью свитер…

Дома он первым делом накроет поляну, соберет друзей, а потом разведет костер и в торжественной, так сказать, обстановке сожжет это шмотье. И будет это очень скоро. Каких-то пятьдесят километров до Приморска. Совсем ничего.

– Да я и не боюсь, – закрывая нос платком, сказала девушка.

И нос она от него воротила, и глаза прятала. И еще очень жалела о том, что села с ним на одно место. Фишка так легла. В смысле билет выпал.

– Воняет от меня? – ничуть не смущаясь, спросил парень.

Девчонка хороша, но нет никакого желания миндальничать с ней. Она же не Лия, чтобы питать к ней трепетное отношение… Да и Лия уже не заслуживала к себе нежного отношения. Хотя Игнат и продолжал ее любить. И он очень ее любил…

– Да нет… Воздух здесь плохой… – раздраженно сказала девушка.

– Ну да, и автобус коптит, и уголовник в соседях…

– Э-э…

– Ну да, уголовник. Два года отмотал… Но я хороший. Не веришь?

Девушка нервно пожала плечами.

– Не веришь. А я правда хороший. Если меня не злить… А ты меня злишь.

– Разве? – Она заставила себя повернуть к соседу по сиденью голову и вымученно улыбнулась.

Игнат закрыл глаза. Ну вот, девочка уже хочет быть хорошей. Потому что боится. Он ведь и разозлиться может, и нож у него под брючиной. Только зря она боится. Он, может, и зверь в душе, но не животное. И с женщинами он не воюет. И даже не собирается выяснять, предавала его Лия или нет. В любом случае во всем виноват Юрш, и он свое уже получил.

Какое-то время они ехали молча.