Неуставняк-1. Книга 1

Меня, вероятно, планировали в какую‑то специальную команду, но я её задвинул. Военкому я стал неинтересен, и мою судьбу уже решал прапорщик. Прапорщика звали Александр, одно время он преподавал в нашем техникуме производственную практику, и мы с ним были дружны. Он симпатизировал мне, а я, в свою очередь, во время практики настраивал своих сокурсников на рабочий лад, конечно, в меру моих способностей. И надо ж такому случиться – в десантные войска я попал по блату. Смеётесь? Да в то время многие деньги платили, чтоб их сын имел возможность быть Десантом! Десантник – это всегда было, есть и будет круче Кручи.

И вот 7 мая в 9 ч. 00 мин. я в сопровождении поредевшей от призывов дворовой братвы пришёл на призывной пункт – ДК УЭТМ, в который шагнул гордым пацаном, а вышел сопливым призывником.

Унижение испытываешь сразу. Каким бы ты ни был гордым и независимым, но когда тебя раздевают догола и осматривают как пупсика, то состояние бравады проходит сразу. В смотровой комиссии в равном количестве присутствовали и мужчины, и женщины. Из-за смущения ты смотришь только перед собой. Рядом – такие же, как и ты.

Ощущение бесправия начинает накатывать быстро и неумолимо. У тебя забрали паспорт, проверили все твои вещи и, не дав тебе даже в последний раз прикоснуться рукой к родным, по оцепленной солдатами дорожке препроводили в автобус: «Хоть бы ещё раз дотронуться до матери, прижаться к подруге, обнять отца, пожать руку друга. Нет, ты уже не их: тебя отобрали, выкорчевали и угнали!»

Когда мы оказались в автобусах, наши родственники и друзья, возмущённые тем, что не дали в последний раз попрощаться, стали их раскачивать, а милицейский уазик чуть совсем не перевернули. Пока происходила эта суматоха, через окна производились последние рукопожатия и передача заготовленных, но не проверенных комиссией провиантов и запасов.

До сборного пункта в Егоршино путь не близок. По мере движения к нашим двум автобусам прибавилось ещё восемь. В то утро из города вывезли примерно пятьсот-шестьсот потенциальных защитников Отечества.

Благодаря умению призывников и напористой смекалке провожающих в нашем автобусе оказалось несколько бутылок вина и водки, что тут же разделило коллектив на неравные части. Инициативные, не гнушаясь знакомством, быстро сгруппировались на задних сидениях, оттеснив испуганных молчунов к середине и на передок.

Сопровождающий нас прапорщик здоровьем явно не блистал – вечерняя, а может, и ночная подготовка к утреннему призывному мероприятию выходила из него паром и выхлопом. Случайно влетевшие мухи бились о стёкла и лезли в щели, чтоб только не ехать с ним в одном салоне. Он разместился на первом сидении и тупо смотрел вперёд, и лишь иногда его рука поднималась, чтоб платком протереть затылок и осушить лицо.

Мы же такие все одинаковые уже сейчас разделились на две команды.

Первые – бравые, уверенные, говорливые – скучковались на задних сиденьях, куда потянулся весь общий харч и горячительные напитки.

Вторые – молчаливые, скованные и пугливые, которых было большинство – сидели, замерев в ожидании чего-то. Интересно было к ним обращаться.

– Эй, ты! – Все Вторые замирали, выпрямив спины, и, как коровы на лугу, начинали смотреть в одну сторону – в сторону прапорщика.

– Ну, ты, в серой куртке! – Вторые, слегка поворачиваясь в сторону прохода, глазами начинали искать обладателя такой куртки.

В то время было принято уходить в армию в телогрейке, чтобы не было жалко с ней расстаться, но были и интеллигенты в серых болоньевых куртках.

– Серёга, ткни перед собой! – Это обращение к одному из Вторых.

Имена людям нужны для избирательного общения, вот мы их и начали запоминать.

Мы, Первые, перезнакомились почти сразу, как только автобус покинул пределы нашего городского района. И пока мы перегруппировывались в пространстве автобуса, Вторые, ватными болванчиками, предавались грустному рассматриванию окрестных пейзажей, бежавших вдоль дороги. После первых глотков из горла за окном выглянуло солнышко, и автобус поехал ровней, не обращая внимания на тогдашнюю ущербность социалистических дорог.

Первая бутылка выгнала грусть, вторая очистила горизонты сознания, а третья, убив дискомфорт, превратила наш переезд в увеселительную прогулку.

Серёга ткнул ладонью в спину впереди сидевшего и замер, как взведённый курок, готовый в любой момент произвести поступательное движение. Обладатель серой куртки в очках из металлической оправы в два приёма, как робот, повернулся к нам. Правда, сделал он это как‑то не до конца, а так, чтобы смотреть и в нашу сторону, и не упускать из виду автобусного прапорщика. Я и не предполагал, что возможно одномоментно развернуться в две противоположные стороны.

Для меня начиналась новая жизнь – жизнь познания человека индивидуального.

– Как там тебя? Колбаса есть?

– Нет! – голосом пионера ответил будущий защитник Отечества.

– А что есть?!

– Два бутерброда, пряники, сушки и немного конфет, – отрапортовал юный ленинец.

– Ну, кинь что-нибудь на стол! Ты – нам, мы – вам.