Неуставняк. Книга 1

Наш перекур не остался незамеченным, и мы тут же попали в окружение сочувствующих. Они нас откровенно жалели, но думаю, что многие и завидовали. Однако обстоятельства их жалости я вновь подтянул под тему побега из десанта.

В один из спортивных перерывов моё отделение оказалось возле сидящего на скамейке старшины.

— Почему у нас всё время такая спешка? — задал я вопрос.

— Чтоб достойно умереть! — Старшина сделал паузу и пристально посмотрел на нас. — Понимаете, бойцы. Срок для выполнения поставленной задачи в тылу противника не превышает сорока пяти минут, а потом смерть или плен.

То, с каким достоинством он это говорил — взяло за душу. Ужели и мне вот так вот придётся легко говорить о смерти, которую я оплакивал всё своё детство?!

— После того, что мы наделаем, всё равно смерть. — Он опять сделал паузу. — Наша основная задача — уничтожение засекреченных командных пунктов и ракетных шахт противника. Согласно временному регламенту от посадки в самолёт до выполнения боевой задачи должно пройти не более одного часа пятнадцати минут. Понятно, смертнички?! — Он поднялся и отошёл.

Я комментировать не стал, пусть думают сами. В моменты небольших перекуров к нам подкатывали волны вышедших из окружения, их можно было назвать так, потому что после обеда личный состав разноцветных сержантов полностью терял интерес к своим подчинённым и те, дабы не нарушать установленный порядок, двигались по территории мелкими бесформенными кучками.

Но была ещё одна команда, лишённая самостоятельности, — это Морфлот. Распространённый стереотип, что в Морфлоте должны быть все рослые, себя не оправдал: парни из этой команды были почти такие, как и мы. Нас различало два обстоятельства — их решимость уйти из дому на три года и меньшее рвение к спорту, но большая жадность до однообразия. Они даже, как коровы на отдыхе, смотрели в одну сторону! Мы как‑то почти всё время находились друг против друга, и, как в отражении зеркала, наблюдали за их действиями на плацу, спортгородке и даже в столовой. Вот только зеркало было кривое и ленивое. Видно их старшины тянулись в своей исключительности за нашими сержантами, но напора у них было меньше.

Не обошлось и без курьёзов. И вот, в очередной раз отвисев на перекладинах, мы на какое-то время остались бесхозными, друг против друга. И сам по себе начался диалог между командами с приколами и подколками:

— Эй, висельники, в штаны не наделайте, когда прыгать будете! — вырвалось из их стана.

— А вы не утоните, когда будете грести в своих корытах! — парировал один из нас.

— Мы не утонем, мы плавать умеем! — заявил новоявленный Нахимов.

— Говно плавает, а моряки ходят! — предвосхитил ржание грубый голос из наших рядов.

На этот аргумент у морячков слов не нашлось.

После обеда мы были выстроены с голым торсом перед казармой, чтоб устроить конвейер. Нас расставили по одному на каждый пролёт лестницы, один стоял возле входной двери и два в расположении. По команде офицеров, находящихся в расположении, этот механизм заработал чётко и без сбоя. Первый из призывников общался с комиссией, второй ждал, как только первого отпускали, и он оказывался на лестничной клетке, в расположение входил следующий. Лестница пополнялась новым из общего строя, а первый возвращался на своё место в строю. Забежав в расположение, мы останавливались возле двери и ждали, когда будет вызван следующий.

— Следующий! — прозвучал голос прапорщика.

Я побежал по проходу в сторону огороженного одеялами просторного закутка. Там располагалась кровать, несколько стульев и тумбочка, которая сейчас служила письменным столом.

— Призывник Куделин по вашему приказанию прибыл! — Я вышел на середину импровизированной комнаты и остановился.

— Подойди ко мне, — сказал худой офицер в белом халате.

Я сделал шаг навстречу и остановился возле него. Незамысловатыми движениями он проверил мой кожный покров, попросил открыть рот и высунуть язык, заглянул в глаза и, поставив боком, продавил живот. Затем проверил пульс и сказал: «Хорошо».

— Повернись ко мне. — Я повернулся на голос. Сзади меня сидел майор. Его глаза улыбались. Спокойным голосом он спросил: «У тебя есть причины, по которым я должен тебя забрать в Десант»?

— Так точно! — Моя нижняя губа слегка натянулась и стала немного подёргиваться.

— Спокойно, выдохни и докладывай. — Майор улыбнулся губами.

— Я прыгал с парашютом.

— Сколько прыжков?

— Три.

— Спортом занимался?

— Так точно, боксом, второй юношеский!

— Почему не взрослый?

— Хотел быть лётчиком. — Я понимал, что для решения моей судьбы надо быть откровенным.

— Что помешало?

— Военком!

— Понятно. — Майор не стал вдаваться в подробности. — Объясни, почему ты себя зовёшь Гришей, когда ты сам Саша?

Я открыл широко глаза, но отвечать было надо.

— Занятия боксом не позволяли носить длинные волосы. Поэтому ходил с короткой причёской. Сначала звали Котовским, а потом я заставил уважительно называть себя по имени‑отчеству.

— Понятно. Ты, значит, Григорий Иванович, а для своих — Гриша?!

— Так точно!

— Ну, а сержантов зачем избил? Это явное неповиновение, которое карается трибуналом!