Неуставняк. Книга 1

Один из профессоров вспомнил своё босоногое крестьянское детство в семье сельского плотника, делавшего телеги для всей волости. Всё их мужское поколение поутру ходило в одно ведро, и даже находясь на выселках или в отлучке, мужики старательно припасали свою утреннюю мочу, чтоб при случае передать её деду. Дед, глава семейства и хранитель старых традиций, собирал эту влагу в специальную дубовую бочку, в которой для придания прочности замачивались оси и ступицы будущих телег, выточенные из берёзы. Прочность этих узлов качения пережила их создателей на многие годы, и об этом профессор знал не понаслышке.

Мало теперь кто помнит и знает, что во время Великой Отечественной Войны в нашем государстве для деревень и малых населённых пунктов был введён налог в виде утренней мужской мочи. И принимали его до шести часов утра, чтоб организм не давал лишний гормональный сбой в естественный природный закрепитель. Вот как просто можно замочить врага, не пользуясь сортиром…

Дневальный приступает к уборке туалета сразу, как только кончился утренний отлив сослуживцев, иначе кристаллы благородной мочи закрепятся так, что их придётся отдирать кирпичом, и это не армейская байка, а истина, познанная чужим усердием. Если нерадивый наряд по роте забьёт свой недоросток на утреннюю уборку, то вечером он устанет сдавать туалет, а это основная статья приёмки помещений роты при передаче наряда. Мне один наряд два часа не мог сдать помещения туалета и умывальника, они поклялись меня разорвать при следующей приёмке. И надо ж, такой казус, на следующий день они в полном составе заступили в наряд. Вы думаете, мне пришёл конец!?! Нет, не на того напали. Мой наряд благодарно поддерживал не им созданный порядок, и этого было достаточно, чтобы я с ухмылкой всё быстро сдал. К тому же не надо забывать, что принимает дежурный по роте, а убирает дневальный. Я жалел своих дневальных, но в их обязанности не впрягался.

Обмочив своё пространство, стряхнув капли перед собой, я уступаю место танцующему сзади нетерпивцу. Мне нет дела до аккуратности, моя первая утренняя задача выполнена. Дни в армии, как близнецы — вроде и похожи друг на друга, но каждый индивидуален.

Ночью молодой организм также требует слива отстоя из тела: я заскочил в туалет, а там на подоконнике сидит рыжий Ваня из третьего взвода. В нашем туалете было два большущих высоких окна, лунный свет в них проникал в достаточном количестве и, чтоб не раздражать себе глаз, мы в лунную ночь свет не включали.

Ваня, как привидение, поджав колени к груди, сидит на широком подоконнике, правая рука поднята к глазам, а сам он лицезреет нечто невидимое. Удовлетворённо справив малую нужду и в очередной раз отметив, что душа всё же находится под мочевым пузырём, я повернул голову в его сторону и решил начать не нужный мне диалог:

— Ты чё не спишь?

— Смотри! Эти гады ползают!

— Где ползают, и кто? — Я с определённой опаской подошёл поближе.

— Вот же они! — Он протянул в мою сторону руку, зажавшую его невидимого врага. — Ты что, не видишь?

— Нет. Не вижу, — сказал я, увидев в его пальцах выдвинутый мне навстречу еле различимый завитой волосок.

— Смотри, одна снизу ползёт, а другая спускается. — Он совал свой лобковый волос прямо мне под нос, чтоб я рассмотрел увиденное им.

— Ничего здесь нет! — Отпрянул я — Иди спать! — И тут меня осенило: «Да он лунатик!» …

После зарядки меня остановил Радвила: «Куделин, ты помнишь, где у нас находится медсанчасть?».

— Так точно. — Я посмотрел на перетаптывавшегося возле него Ваню.

— Одевайся, возьмёшь этого гаврика и отведёшь. Дождёшься вердикта Пилюлькина и доложишь мне. Ясно?!

— Так точно! — Я помчался в расположение, чтоб, предупредив Гарика, выполнить приказ старшины.

После воздушно‑десантной колобахи, на которую Ваня сам напоролся, с сегодняшнего дня я его во взводе не замечал. Но именно та ночь нас невидимо соединила, поставив в один строй на долгие два года.