Неусыпное око

— Адмирал! — взвизгнул он.

— Ручаюсь, что у тебя болит нога. — Станнер затарахтел, и Рот безвольно повалился назад. — Теперь не болит, — подытожила она.

Еще миг она оставалась рядом с бесчувственным телом Рта — наклонилась и внимательно ощупала рукой его сломанное колено. На ее спину теперь падал рассеянный свет голограммы. Его было достаточно, чтобы различить, что она действительно одета в серую форму адмирала.

В создавшихся обстоятельствах мне не доставило огромного удовольствия созерцание очередного флотского вонючего дерьма.

Не потревожив ногу Рта, адмирал слегка переместила его тело, уложив в положение оказания первой помощи — наиболее безопасное для лежащего без сознания, гарантировавшее пострадавшему, что он не задохнется от рвоты. Потом она засунула оружие в набедренную кобуру, подошла ко мне и присела. Рукой мягко отвела со лба прядь волос.

Она была молода для адмирала. Ясные зеленые глаза, очень живые. И правая половина ее лица была затенена винного цвета родимым пятном.

— Привет, — поздоровалась она, — я Фестина Рамос. Прости, что не смогла прибыть сюда раньше.

6 ГОВНЮКИ

Фестина Рамос… знакомое имя, благодаря тринадцатилетнему сыну Энджи Нату. Нат, сохрани его Господь, был беззаветно влюблен во внеземной флот — этакая мания, которая захватывает некоторых детей, при том, что до всего остального им абсолютно нет никакого дела. Восхищаются схемами и чертежами межзвездных кораблей так, как нормальные мальчишки тащились бы от бодиарта. Пишут письма действующим и уволенным в запас флотским по всей Технократии. Подписываются на «Военно-морскую газету» и ведут собственную базу данных капитанов, прибытия судов в порты и прочее, и прочее…

Так что… да, я слышала о Фестине Рамос. Ad infinitum. До бесконечности. Вплоть до позапрошлого года она была разведчиком первого класса, после чего внезапно и без видимых причин одним махом стала адмиралом-лейтенантом… сие звание вызывало у Ната приступы ломки голоса (бас — сопрано, бас — сопрано), потому что это был явный кретинизм. (Это безумие, мама Фэй! Низший ранг среди адмиралов — это контр-адмирал. Так было абсолютно всегда! Они не могут просто так с бухты-барахты выдумывать звания!)

Но в Адмиралтействе смогли. И выдумали. После чего новенький с иголочки адмирал-лейтенант Рамос была назначена председателем совета, исследовавшего вопросы реструктуризации разведывательных практик. Журналисты впали в неистовство, прямо рвали и метали, будучи убеждены, что за продвижением Рамос по службе стоит какой-то аппетитнейший скандал, но ажиотаж все же со скрежетом стих, когда начались слушания совета. Это был первый шанс для прессы увидеть Рамос вживую… и она выглядела как разведчик. И помещение для слушаний было наполнено людьми, ожидающими дачи свидетельских показаний, и они все тоже выглядели как разведчики.

Ассорти из нефотогеничных физических особенностей, которых никогда не увидишь в господствующих мирах Технократии. Именно такие особенности делали этих людей расходным материалом, пригодным для службы в разведке… и заставляли редакторов новостей вопить: «Выключите камеры! Немедленно гасите их!»

С тех самых пор Фестина Рамос перестала быть «положительно интересной для публики». Как минимум для господствующих заплывших жиром мозгов, которым подавай приятные отлакированные новости, а не реальность — настолько настоящую, что она даже может кого-то огорчить.

Лично я ничего столь ужасного не увидела в лице Рамос, склонившейся надо мной в полутемной комнате. Да, конечно, у нее было это родимое пятно. Ну и что? Люди на Дэмоте никогда не отнеслись бы к этому с такой брезгливостью. Насколько я знала, наша планета никогда не выживала никого на службу в разведку: во-первых, у нас не настолько кишка была тонка, чтобы изгонять отличных от нас, а во-вторых, потому, что ни в коем случае «Неусыпное око» не позволило бы государственным больницам отказать кому-либо в косметической операции для исправления дефекта. Не то чтобы я думала, что у Рамос есть дефект. По мне, так она выглядела совершенно прилично-привлекательно, даже красиво и даже очаровательно — какой идиот не увидел бы этого, с родимым пятном или без? Я определила ее возраст как что-то около тридцати, хотя прием таблеток молодости не давал стопроцентной уверенности. Ее кожа была на полтора тона темнее моей, ее темные волосы были короткими и гладкими, а глаза — такими пронзительно-зелеными. Умное серьезное лицо, озабоченно нахмуренное в тот момент, когда она заботливо устраивала мою голову на своих коленях.

— Ты себя нормально чувствуешь? — спросила она.

— Конечно.

Это прозвучало бы более убедительно, кабы я могла двигать губами, челюстью и языком, но все это оставалось одеревеневшим после выстрела станнера. Слово выговорилось не столько как «прилично», сколько как «фр-р-р».