Неутомимые следопыты

Сейчас, вспоминая обо всем этом, я не могу понять, почему в тот миг мы оба подумали об одном и том же. После Женька признался мне, что у него, как и у меня, промелькнула одна мысль: «Сундук!..» А ведь — и он и я — оба были уже уверены, что никакого клада не было и быть не могло, так же, как на свете никогда не существовало разбойника — монаха Пафнутия. Но может быть, если бы не эта одновременно вспыхнувшая у нас мысль, мы бы не кинулись разом и не стали бы разрывать руками землю, забыв об усталости.

Но все произошло именно так. Ямка становилась все глубже, и вот я ощутил под рукою что-то твердое, холодное и круглое. Еще мгновение, и, ухватившись оба, мы вытащили какой-то странный предмет, похожий на облепленную землей большую бутылку.

— Все… — произнес я в растерянности.

Женька со всех сторон внимательно осмотрел нашу непонятную находку, стер налипшую землю. Теперь я увидел, что этот предмет походит не на бутылку, а на кусок железной трубы, такой толстой, что я, пожалуй, мог бы засунуть в нее кулак. Впрочем, сунуть в эту трубу кулак было невозможно, потому что с одной стороны труба оказалась сплющенной, а с другой закрыта плоским донышком с чуть выступавшим краем.

— Жень, что это? — спросил я.

— Гильза от снаряда, — отозвался Женька, и в голосе его прозвучало разочарование. — С войны осталась.

Он размахнулся было, чтобы запустить подальше эту гильзу, пролежавшую в земле так много лет, но вдруг рука его замерла в воздухе. Он поднес нашу находку к уху и несколько раз встряхнул, прислушиваясь.

— А в ней что-то шуршит, Серега.

Ловко вставляя в щель то лезвие ножа, То рукоятку, Женька все больше расширял отверстие между сплющенными стенками гильзы. Потом он дал мне подержать ножик и снова встряхнул гильзу.

— Серега, там какие-то бумаги… Ну-ка дай лопату.

Острым углом крепкого лотка лопаты Женьке удалось еще чуть-чуть расширить отверстие. Осторожно встряхивая гильзу, он извлек из нее полуистлевший листок бумаги, покрытый торопливыми кривыми буквами.

— Письмо какое-то. Только буквы стерлись. — Женька низко наклонился, вглядываясь в листок и шевеля губами: — «…рищи… на…лго… жить… погиб… не сдадим… нас… жили… кара…» Серега! — вдруг воскликнул он. — Это партизанская записка!.. Это партизаны!.. Те самые!.. Ты понимаешь, Серега?

Но я еще ничего не понимал. Должно быть, от жары и усталости у меня плохо стала соображать голова. А Женька, волнуясь, уже читал по складам:

— «Товарищи! Нам недолго осталось жить… Мы решили, что все погибнем, но не сдадимся…» Теперь понял? — спросил он, быстро взглянув на меня, и продолжал читать: — «…Нас окружили. Карателей много. Нас осталось пятеро…» — Вострецов остановился, чтобы перевести дух.

И тут я все понял. Ошеломленный, я посмотрел на Женьку. Он силился разобрать какое-то стершееся слово, наморщив лоб. Потом, видно решив, что слова все равно разгадать не удастся, снова встряхнул гильзу. Из нее выпала какая-то книжечка. Согнутая в трубку по форме гильзы, она оказалась тоненькой и так затвердела от времени, что Вострецов с трудом разогнул ее. Один краешек у книжки был разорван, словно его отхватили щипцами. Бурая от сырости, эта книжка когда-то, наверно, была красного цвета. Какие-то едва заметные черточки и полоски я различил на ней и догадался, что это буквы, Некоторые из них, если как следует вглядеться, еще можно было разобрать: «…союзная», «…ическая…», «парт…».

— Партийный билет… — прошептал я, сообразив, что означают эти буквы. — «Всесоюзная Коммунистическая партия…»

Открыть книжку оказалось невозможно. Странички ее слиплись так, словно их смазали клеем.

— Здорово ее сыростью схватило, — произнес я.

— Сыростью? — Голос у Женьки прозвучал странно, незнакомо. Я взглянул на него и вздрогнул. — Нет, Сережка, это не от сырости, — сказал он. — Билет пробит пулей. Это кровь…

Сквозь пятна крови

Пораженные, молча стояли мы и в оцепенении смотрели друг на друга. Но вот я словно очнулся ото сна. И тогда сквозь тишину услышал далеко-далеко чей-то протяжный крик: «Сережа! Сережа-а!..» Я прислушался. Но голос больше не повторился.

— Ты слышал? — спросил я у Женьки.

— Вроде кричал кто-то.

Вдалеке опять раздался чей-то протяжный крик. На этот раз как будто ближе:

— Эге-ге-гей! Женя!.. Сережа-а-а!..

— Эгей!.. — откликнулись мы разом. — Эге-ге-гей!..

Я уже узнал голос Мити. А вскоре и сам Митя появился на гребне оврага. Вслед за ним высыпали к Волчьему логу Федя, Тарас, очкастый Игорь.

— Вот они!.. — закричал, увидев нас, Федя.

Он первый юрким шариком скатился по склону. За ним сбежали вниз Митя, Игорь, толстый неповоротливый Тарас стал спускаться, хватаясь за кустики.

— Глядите! — кричал Федя, покатываясь со смеху. — Вот так ямищу вырыли! Н-ну что, н-нашли сундук?

Я оторопел. Откуда ему известно о сундуке?

— Тетя Даша чуть с ума не сошла, — укоризненно проговорил Митя. — Ушли, никого не предупредили. Ну, Иван Кузьмич, тот сразу догадался. «В Волчьем логе они», — говорит… Ну, мы и отправились на розыски.

— Как же так? — Я с изумлением обернулся к Женьке. — Ведь мы записку оставили.