Неутомимый наш ковчег. Опыт преодоления беды

Когда Леве было 2 года, знаменитый профессор влепила ему «имбецильность»[6].

Говорили: бесполезно его чему–либо учить, нужно адаптировать. Максимум, к чему он, может быть, приспособится — простейшие навыки самообслуживания. Но как же было верить в это, когда он смотрел на меня умными, живыми глазами и радовался жизни. Его даже на самых ранних фотографиях легко узнать по улыбке.

Я впервые услышала о Левке нечто хорошее, когда ему было 4 года и мы с ним пошли к Светлане Иосифовне Маевской, прекрасному логопеду. Она посмотрела его и сказала: «Нет, он не олигофрен. У него для этого слишком скверный характер».

Все годы с рождения — беспрерывная работа. Сколько же Левка вынес! Сначала массаж каждый день до 2,5 лет, потом гимнастика, логопедические занятия… Мне выдавали задание на месяц…

Он был тогда тихим, очень улыбчивым, спокойным, пока не нарушали его территорию. Первое и главное его слово было «неть». Но это у нас семейное…

В 4 года у Левки начались судороги. Это было так страшно. Он кричал, бился, смотрел на меня умоляющими глазами. К счастью, приступы быстро заканчивались. А «маленькие» судороги — птимали, — когда Левушка падал каждую минуту или ронял голову на стол! На подбородке остался характерный шрам — память на всю жизнь. К счастью, когда Леве было 9 лет, появился препарат «депакин» и птимали удалось снять.

Говорить Левка научился примерно в 4,5 года — через чтение. С тех пор читает не переставая! И разговаривает тоже…

Говорил он всегда очень плохо, медленно, долго. Теперь уже гораздо лучше, но даже я до сих пор своего мальчика не всегда сразу понимаю. И упрям он всегда был, как упряжка мулов. И обидеть его очень легко. Он вязкий, с толку его просто так не собьёшь.

Старшему сыну было семь с половиной, когда Левка родился, а сестра старше Левы на пять лет. Старшие дети, которые повзрослели до срока из–за Левкиной болезни, любили (и любят) его, но не слишком–то стремились с ним общаться. Он был для них — нагрузкой, обязанностью. Да и у всех у нас редко хватало времени и терпения просто дослушать Леву. А ему очень хотелось общаться. Может быть, поэтому он вырос таким навязчивым, а живёт в основном в придуманном своём мире, где он король, чемпион, гениальный сыщик и т. д. В общем, самый умный и самый красивый.

У меня трое детей, и главное, чему я, кажется, научилась, — что каждый ребёнок совершенно уникален. И Левка — очень необычный человек, в нём много моих черт, но он совершенно не похож на других детей. И чужие дети всегда гнали его. Во дворе — кидались камнями, разбили глаз.

Учить таких, как Левка, конечно, негде.

Сначала, лет с семи, Лева начал заниматься в Центре лечебной педагогики. В группе — не получилось. Но при этом оказалось, что соображает мальчик очень неплохо, и даже логика есть. Нас стали готовить к школе.

В 9 лет Левка пошёл в школу, в 17–й интернат для детей с ДЦП. Я забирала его каждый день сразу после уроков — из–за судорог нельзя было оставлять на ночь, но мне и не хотелось.

Учиться по массовой программе ему было очень трудно. Он очень медленный, плохо работают пальцы. Почерк такой, что прочесть может только профессиональный дешифровщик. Но главное — поведение, конечно. И все–таки пять лет он там продержался — учительница попалась очень хорошая, спокойная и терпеливая. Но однажды, уже на пятом году обучения, учительница вышла за дверь и в это время Леву избили всем классом.

Тогда после окончания учебного года мы перевели его во вспомогательную школу. Учительница в этой школе у него была прелестная, общались они с удовольствием. Однако школьная программа была в этом объёме Левкой давно освоена, и там он уже совсем не учился.

Но к 18 годам и эта школа закончились. И совершенно непонятно было, что делать дальше. Мальчик вырос…

Очень трудно со Львом общаться как со взрослым человеком. Я стараюсь, но получается довольно плохо.

В детстве Левка, конечно, отличался от остальных ребятишек, но гораздо меньше, чем сейчас отличается от других взрослых.

Левка, конечно, мечтает о жене и детях — продолжателях его рода. Но это мы отложим на потом, этот путь мы пока будем проходить в мечтах. А пока для него, взрослого, надо строить конкретную жизнь на каждый день — иначе он сядет дома, ляжет на диван, будет есть и толстеть, — правда, не только это, слава Богу. Он будет читать толстые книги, мечтать о жизни и своём величии. Плохо ли это? — не знаю. Но если не заставлять его выходить в реальный мир, он забудет дорогу к людям, разучится с ними общаться, вообще учитывать их существование. Но ведь всю жизнь на диване не пролежишь…

Левка больше меня ростом, тяжёлый, инертный. Я тяну его, тащу — на встречи в общину «Вера и Свет», на занятия в полиграфическую мастерскую, где он учится делать сувенирные блокнотики и открытки, на прогулки и праздники… Его тяжело вытащить, но на самом деле он очень хочет жить, он преисполнен сознания собственной значительности и нужности и хочет приносить пользу.