Неувядаемый цвет. Книга воспоминаний. Том 1

В день похорон Юрьева сбившийся с ног Виктор Яльмарович не успел даже наскоро перекусить. Ему не хватило денег на расходы, и он занял у домработницы с тем, что, как только его введут в права наследия – а Юрий Михайлович завещал ему все деньги и все имущество, – сейчас же ей отдаст. Дома был накрыт стол для поминального обеда. После похорон от Александро-Невской лавры две легковые машины с ближайшими родственниками и знакомыми Юрьева направились к его дому. Только машины остановились, как подошли люди в штатском и попросили приехавших показать документы. Всех проверяли бегло, а Виктору Яльмаровичу предложили выйти из машины и следовать за ними… Шпалерка, затем – московская Таганка. Сварганили новое дело, и – Караганда… Виктор Яльмарович вспоминал, что особенно угнетал его долг Насте, которая дала ему взаймы деньги, скопленные трудом всей жизни.

Виктор Яльмарович написал из Караганды Маргарите Николаевне и Татьяне Львовне Щепкиной-Куперник. Между ними завязалась редкая, по условиям лагерного режима, переписка. Они посылали ему денег, посылали посылки.

В 54-м году Виктор Яльмарович был освобожден, но еще не реабилитирован. Жил в селе, прилегавшем к имению Юрьева в бывшей Тверской губернии, ставил спектакли в театре, который построил на свои деньги для колхозников Юрьев. Затем последовала реабилитация и введение в права наследия. Многие вещи Юрьева находились в ленинградских музеях, остальные исчезли. Виктор Яльмарович никаких претензий по поводу вещей не заявил, полагая, что им место в музее, а что с воза упало, то пропало. У Юрьева оказалась на сберкнижке изрядная сумма. Виктор Яльмарович, получив эти деньги, первым делом вернул Насте долг с большущими процентами, хотя она от них и отказывалась. Потом разыскал в разных городах тех, с кем особенно близок был в лагерях, и всем помог.

В 56-м году я залетел днем к Маргарите Николаевне и, так как я пользовался привилегией входить к ней «без доклада», только постучавшись, прошел прямо в кабинет и увидел ее и мужчину, сидевшего ко мне спиной. Я сейчас узнал крутой упрямый скандинавский затылок, подстриженный бобриком. Наверно, такое же чувство испытывали люди, увидевшие воскресшего Лазаря.

– Виктор Яльмарович!..

Мы долго не могли оторваться друг от друга.

Получив документ о реабилитации, Виктор Яльмарович решил поселиться в Москве – здесь у него оказалось больше знакомых. Мы с Маргаритой Николаевной написали в соответствующую инстанцию свидетельские показания, что Армфельт с 29-го по 33-й год был постоянно прописан в Москве. До получения жилплощади Виктор Яльмарович снял комнату на Большой Молчановке у дочери профессора Максима Петровича Кончаловского.

Мы с ним перезванивались и часто виделись. Он приходил ко мне и запросто, и как званый гость. Сколько я ни вслушивался в него, я не улавливал в нем надлома. Его все интересовало. Он накинулся на журналы и книги, посещал премьеры, вечера в Доме актера. Только однажды я различил в его голосе горькую ноту:

– Погубили полжизни, отняли лучшие годы, а потом реабилитировали «за отсутствием состава преступления». Что ж, и на том спасибо.

Больше я ни одной жалобы от него не слыхал.

О лагерном житье-бытье он вспоминал неохотно, и я не растравлял вопросами его ран. Рассказал он мне о том, как попал в лагерную больницу. И еще в моей памяти удержались два его рассказа.

Перегоняли из одного лагерного пункта в другой его, бывшего коммуниста, на воле занимавшего высокий пост, и троцкиста. Из-за обычной советской бестолочи, распространяющейся и на армию, и на лагеря, их неизвестно почему целый день продержали на берегу реки в ожидании перевоза.

Троцкист, весь кипя от злобного нетерпения, обратился к бывшему поборнику генеральной линии партии:

– А ведь если бы наша взяла, мы бы вас всех сюда засадили!

– А если бы наша взяла, – в таком же ритме подхватил Виктор Яльмарович, – мы бы и вас, и вас сюда засадили!..

Перед концом ежовщины в лагерь, где тогда отбывал свой срок Виктор Яльмарович, нагрянула комиссия. Тех, у кого были особенно мрачные пункты обвинения, перевели в особый барак и начали вызывать по одному. Вызванные не возвращались. Они выслушивали новый приговор, и их «хлопали». Вызывали по алфавиту, но Виктора Яльмаровича почему-то пропустили. Каждый час, каждую минуту он ждал вызова. Внезапно перед всеми, кто еще находился в «приятном» ожидании, распахнулись двери барака, и они были водворены на прежние места: ежовщина кончилась. После стало известно, что приехала новая комиссия и «хлопнула» эту – за «превышение полномочий».