Утечкина встретила Свиридова у входа и проводила в палату родильного отделения.
На кроватях лежали три женщины и Дина подвела Свиридова к койке у окна.
– Христина Артемовна Жеребко, – представила пациентку Дина.
– Добрый день, Христина Артемовна. – поздоровался Свиридов и движением руки отпустил Дину. – Я пришел узнать у вас причину отказа от ребенка.
– Мое дело – не хочу ребенка и все.
– А когда носили его в себе, то хотели? Могли бы сделать очередной аборт.
– Поздно было. Он … ушел, сказал, что ему дети не нужны …
– А вам? О чем вы думали, когда зачали ребенка?
Жеребко отвернулась к стене.
– Должен вам сказать, что вас мне не очень жалко. Мне жаль маленького ребенка, который не будет знать матери и отца. Вадим Козин на слова поэта Дементьева написал «Грустное танго», посвященное молодой матери, бросившей своего новорожденного. Послушайте.
И Свиридов как бы про себя негромко запел.
Уходит женщина от счастья.
Уходит от своей судьбы.
А то, что сердце бьется чаще, -
Так это просто от ходьбы.
Она от сына отказалась.
Зачем он ей в семнадцать лет!
Не мучат страх ее и жалость.
Лишь только няни смотрят вслед.
Женщины на кроватях прислушались.
Уходит женщина от счастья.
Под горький ропот матерей.
Ее малыш – комочек спящий –
Пока не ведает о ней.
Она идет легко и бодро,
Не оглянувшись на роддом.
Вся в предвкушении свободы,
Что опостылет ей потом.
Свиридов мысленно вошел в информационное пространство женщины и попытался изменить ее установки.
Но рухнет мир, когда средь ночи
Приснится радостно почти
Тот теплый ласковый комочек,
Сопевший у ее груди.
Свиридов предпринял последнюю попытку вмешаться в сознание отвернувшейся женщины и молча вышел.
И отправился прямиком в завком завода и устроил там председательнице завкома и ее заместителю такую выволочку, что отзвуки ее отдавались еще неделю.
А Христина Жеребко взяла ребенка и приложила его к своей груди – по просьбе Утечкиной ее продержали в больнице лишних три дня.
За это время ее пять раз навестили с завода, а завком обеспечил новорожденного всем необходимым включая коляску …
ПАПА ТОЛЯ СКАЗАЛ
– Папа Толя сказал, что Верочке еще рано купаться в бассейне …
Ульяна и Вера Ложникова лежали в зоне солярия у бассейна.
– Дина Егоровна, идите к нам! Мы подвинемся!
– Спасибо девочки! Я ищу Лео – вы не видели его?
– Кажется, он вон там.
– Спасибо, девочки.
– Как ты думаешь, сколько ей лет? Ведь она не молода?
– Ей не меньше пятидесяти, – ответила Ульяна, провожая взглядом удаляющуюся Утечкину. – Но фигура …
– Как там наши мальчики? Не пора им вылезать?
Недалеко от места, где лежали Ульяна и Вера, на берегу бассейна сидел Владислав Маленький и наблюдал за купающимися мальчиками.
– Владик, не пора мальчикам вылезать?
– Я слежу за временем. Пусть еще поплавают.
Рядом с Ульяной и Верой были расстелены одеяла и лежала стопка разноцветных трусиков.
Свиридов очень внимательно следил за посещением бассейна всеми «его» женщинами, поэтому не только Тоня и Ульяна, но и все «сестренки», Лена Скворцова и Виолетта, Лена Карцева и Лена Долгополова, Полина Ерлыкина и Маргарита Антипова, Ольга Петрова и Диана Утечкина, и его секретарши регулярно посещали бассейн с солярием.
А через день сюда выводили мальчиков, и с ними обязательно находился кто-нибудь из их мам и кто-нибудь из офицеров отряда Воложанина.
Наконец Маленький встал и засвистел, мальчики стали подплывать к берегу и Владислав «выуживал» их из воды.
– Поможешь мне?
Вера стала вытирать мальчиков, а они снимали мокрые трусы и смущенно прикрывались ладошками.
Когда все были вытерты и разложены на одеялах Владислав спросил у Веры разрешения окунуться ненадолго и нырнул в воду.
– Знаешь, Уля, а мальчики так выросли и повзрослели. Там … там у нас около бассейна они разгуливали исключительно голые, даже Даша не могла их заставить надеть трусики. А теперь – смотри, стесняются.
– Конечно они растут. Я и то замечаю, хотя там … там их не видела. А как вообще там было? Трудно? Тяжело?
Вера задумалась.
– Там было … там было чудесно … Там мы встретились с Колей … теперь у нас двое сыновей – Петюньчик и Ленечка … А тяжело … Да по всякому, как везде …
ОДНА ПЕСНЯ
Сбылось желание Жени Кульченковой побывать на концерте «Одна песня».
Зал был полон.
На пустой сцене сидел Лопаткин с аккордеоном, и когда он заиграл, то многие почувствовали дальнейшее.
Голос Свиридова был суров и резок:
Мы ехали шагом,
Мы мчались в боях
И "Яблочко"– песню
Держали в зубах.
Ах, песенку эту
Доныне хранит
Трава молодая -
Степной малахит.
Казалось, запел кто-то другой – настолько изменился голос Свиридова:
Но песню иную
О дальней земле
Возил мой приятель
С собою в седле.
Он пел, озирая
Родные края:
"Гренада, Гренада,
Гренада моя!"
Песня заполнила весь зал и, казалось, звучала где-то под сводами:
Мы мчались, мечтая
Постичь поскорей
Грамматику боя -
Язык батарей.
Восход поднимался
И падал опять,
И лошадь устала
Степями скакать.
Но "Яблочко"-песню
Играл эскадрон
Смычками страданий
На скрипках времен…
Где же, приятель,
Песня твоя:
"Гренада, Гренада,
Гренада моя"?
Снова голос Свиридова неузнаваемо изменился:
Пробитое тело
Наземь сползло,
Товарищ впервые